– Да. Вы не справились с работой и разочаровали меня.
Как секретарь вы безнадежны.
Ну да. Безнадежна. Немецкая овчарка, ненавидящая (опять же –
по умолчанию) всех остальных, ныне здравствующих сучек детородного возраста, не
так уж неправа. Я проворонила выставку культового летописца моды Сесила Битона,
я положила под сукно несколько нужных овчарке приглашений и проигнорировала с
десяток важных звонков, не говоря уже о дресс-коде «ВВ». За мной также числятся
грешки поменьше, связанные с презентациями, party и премьерными показами, на
которые овчарка так и не попала.
Так тебе и надо.
Так тебе а надо, стерва, мстительно думаю я, но вслух
произношу лишь кроткое:
– Вы не могли бы написать мне рекомендательное письмо?
– Если я напишу вам рекомендательное письмо, то вас не
примут даже уборщицей на скотобойню.
Уборщица на скотобойне. Об этом стоит подумать.
Уборщица на скотобойне, способная поддержать на должном
уровне беседу об анонимной, но в то же время рьяной акустике, – такой
человеческий тип наверняка заинтересовал бы Тимура, встреться мы где-нибудь на
нейтральной территории. В стылом кафе, где за столиками все сидят по одному. На
платформе метро. В трамвайном вагоне, приспособленном для мечтаний о любви,
ездит ли Тимур в трамваях? Доподлинно это неизвестно: мы ни разу не выходили из
редакции вместе, у Тимура чутье на подобные вещи. Он сливается заранее, я ни
разу не обнаруживала его в конце рабочего дня, сколько ни пыталась.
Я больше не увижу его.
Не обнаружу. Нигде. Кроме курилки редакции журнала «Город и
ночь», расположенной в конце коридора. Но с завтрашнего дня у меня не будет
повода наведываться туда. Я уволена, уволена! Чертова овчарка, чертов
дресс-код, чертов Сесил Битон, а может, все дело совсем не в Сесиле Битоне? А в
том парне?
В нем не было ничего особенного, ничего выдающегося:
обыкновенный смазливый недоумок, из тех недоумков, которые от скуки и скудости
мозгов становятся стриптизерами, фотомоделями, мальчиками по вызову и
охранниками в супермаркетах. Его куцые, загеленные волосенки не шли ни в какое
сравнение с роскошной шевелюрой Тимура, и при этом он совсем не выглядел
скромником. Напротив, человеком, кот??рый пришел сюда взять то, что ему
причитается по праву.
– Мне нужен директор агентства, – сказал он,
нарисовавшись прямо перед моим столом.
– Агентства?..
Я не сразу сообразила, какое агентство он имеет в виду.
Должно быть, речь шла о модельном агентстве, о чем же еще? Куда податься таким
смазливым и скудоумным? – только в агентство, только на подиум. Тимур
как-то проболтался мне, что овчарка содержит еще и агентство, питомник для
таких вот никчемных человеческих типажей.
– Вообще-то здесь не агентство. Здесь находится
редакция журнала… – начала было я, но тут же заткнулась.
В дверях своего кабинета стояло Первое Лицо. Стояло и
неотрывно пялилось на парня. Парень тоже воззрился на него. Мизансцена была та
еще, а через долю секунды на физиономиях обоих возникло вполне определенное
выражение.
Как бы нам перепихнуться да позабористей – легко
прочитывалось во взглядах. Подобные, сконцентрированные до последней
возможности взгляды я видела лишь в кино (преимущественно французском) и даже
представить не могла, что столкнусь с ними в жизни. И вот, пожалуйста, -
столкнулась.
Надо бы побыстрее слинять отсюда, помнится, подумала я,
слинять куда-нибудь подальше: в курилку, в Финляндию, в ближайший ларек, где
торгуют шавермой, но курилка все-таки предпочтительнее. Я бы и отправилась в
курилку, если бы не знала, что Тимура там нет. Точно нет. Потому и осталась за
своим столом – совершенно зря, как оказалось впоследствии.
Ведь им хотелось перепихнуться, прямо здесь, не сходи с
места, в крайнем случае – едва захлопнув за собой дверь кабинета, а стены здесь
тонкие, и к тому же я проявила свою обычную несообразительность.
Нерасторопность, полное непонимание ситуации. Итог неутешителен:
я уволена и больше не увижу свое божество.
И Сесил Битон здесь ни при чем.
* * *
Я и правда больше не видела Тимура.
Все три года, прошедшие после Города. После Ночи.
Поначалу боль от потери того, кто никогда мне не
принадлежал, была достаточно сильной. Поначалу я даже не могла спать, потом –
могла, но часто просыпалась: от недостатка воздуха, от свинцовой тяжести в
груди, да и собственный рот казался мне забитым волосами божества. Со временем
боль прошла, осталось лишь стойкая идиосинкразия на свадебные платья самых
разных фасонов, на альтернативную и не очень музыку, а уборщицей на скотобойню
я так и не устроилась.
Впрочем, во всем этом были и положительные моменты:
воссоединение с темно-вишневой ликерной бумагой для самокруток, например.
Теперь я могла запросто купить ее, а заодно и мелко нарезанный табак на выбор:
ванильный, шоколадный или original без отдушек. Теперь я сама, без помощи
машинки, крутила такие безупречные, лишенные малейшего изъяна сигареты, что
впору было организовывать мастер-класс. И плевать мне было на мусикины
страшилки, в которых я загибалась от рака легких.
– Не мешало бы тебе составить завещание, лапуля, –
не раз говорила она во время наших посиделок в кафе на Австрийской. – С
твоими темпами курения ты и до ближайших олимпийских игр не доживешь.
– Летних или зимних?.. – уточняла я. – И на
чье имя мне его составлять?
– На мое, лапуля, на мое. Или есть еще кандидаты?
– Кандидатов нет, но и тебе не стоит раскатывать
губу. – В этом месте я обычно осеняла мусика клубами ароматического
дыма. – Квартиру ты не получишь. Отдам ее муниципалитету.
– И это ты говоришь мне после того, как я родила тебя в
муках? Неблагодарное чудовище, – вздыхала мусик. И отправлялась к стойке
за очередной порцией слабоалкогольного коктейля.
Насчет кандидатов я слегка подвирала: кандидаты были всегда.
Они болтались где-то на линии горизонта, и я в любую минуту могла приблизиться
к ним, выбрать подходящего и ввести его под своды академической двушки. Именно
это я и проделывала время от времени: приближалась к их флотилии с закрытыми
глазами, хватала первого попавшегося и волокла на буксире в тихую петроградскую
заводь. Прекрасно осознавая, что в конечном итоге кандидат окажется альфонсом,
бывшим зэком или безработным поэтом-неудачником.
Ничего общего с Jay-Jay Johanson.
Не говоря уже о божестве.
Все мои квелые романы и романчики длились не дольше
месяца-двух, после чего я с легким сердцем отправляла кандидата в отставку и
сосредотачивалась на работе в очередном издании. Корректор, младший редактор,
технический секретарь, не обремененный проблемой дресс-кода, и снова корректор
– этапами большого пути это не назовешь. Зато никаких хлопот, никаких
треволнений, никакой упавшей до ноля самооценки, а чувство врожденной
грамотности всегда позволит мне держаться на плаву. Правда, однажды мне
предложили должность корреспондента с перспективой роста. И я всерьез
раздумывала над этим предложением, но только до тех пор, пока не узнала, что в
офисе потенциального работодателя (микроскопической газетенки «TV + Glamour»)
отсутствует выделенная линия Интернета.
