Крысолов заставил себя повернуться к ней спиной, решив
больше не думать об этой женщине, и присел возле мешка. Теперь следовало
быстрее уходить из этих мест: может статься, бургомистр все же отправит за ним
погоню, раз ему уже нечем им угрожать. Вряд ли толстяка остановит мысль, что
его жена по-прежнему в руках Крысолова. А он не воин, чтобы сражаться с теми,
кого пошлет рассерженный Хамельн…
– Если я крыса, почему же ты не убиваешь меня?
Дьявол ее раздери, эту женщину, которая разрушила все его
планы! Она никуда не ушла, и в словах ее прозвучал вызов.
– Ты близка к этому, – процедил он, не
оборачиваясь. – Задашь еще один вопрос, и именно это я и сделаю.
– Если я крыса, почему ты не убиваешь меня? –
повторила она еще громче, хотя теперь он отчетливо расслышал, что голос ее
дрожит.
Крысолов встал, обернулся и уставился на нее с кривой
ухмылкой:
– Ты хочешь, чтобы я тебя убил? Чтобы слуги твоего
муженька набросили мне веревку на шею и протащили, словно куль, по дороге до
самой ратуши? Не дождешься.
– Отчего же не дождусь? – возразила Лизетта. Глаза
ее горели на бледном лице, рыжие волосы растрепались. – Ты многого не
знаешь, Вихарт! Это ведь я подсказала мужу, чтобы он разыскал старого Курца и
предложил ему денег за правдивый рассказ! Это я посоветовала им всем прогнать
тебя, слышишь?! Я оставила тебя без награды. Я сказала, что ты ничего не
сможешь ответить, – ведь ты и в самом деле не изгнал крыс, пользуясь своей
силой, а всего лишь выманил их из города и сжег! Вот что я сделала, Вихарт!
– Заткнись! – Он сжал руки в кулаки, снова борясь
с желанием ударить ее.
– А потом я еще и отпустила детей – единственную твою
надежду получить обещанную награду! – Лизетта рассмеялась ему в
лицо. – Но если ты думаешь, что я сделала только это, то ошибаешься! Я
выставила тебя дураком, слышишь?! Теперь везде, где бы ты ни появился, над
тобой будут смеяться! «Поглядите! – очень похоже изобразила она шамкающий
старушечий голос. – Вон идет Крысолов, которого вышвырнули из славного
города Хамельна, как он сам прежде вышвыривал крыс! Давайте же называть его
Первым Дураком-Крысоловом!»
– Замолчи, дрянь!
– А если не замолчу?! Если не замолчу, что тогда?!
Она наступала на него, выкрикивая свои вопросы, и напомнила
Крысолову раненую птицу, из последних сил уводящую охотника от гнезда с
птенцами. От этой мысли бешенство, охватившее его, рассеялось и подозрение
закралось в душу.
– Ты обещал, что стоит мне задать еще один вопрос, и ты
убьешь меня! Я задала! Что же ты, Вихарт?! Или у тебя не хватает смелости убить
меня?! Боишься?! Правильно мой муж вышвырнул тебя из ратуши! Ты это заслужил!
Трус!
Ее отделяла от Крысолова лишь пара шагов, и при последних
словах он преодолел их: стремительно оказался возле нее, схватил сзади,
вывернув ей руки так, что она не могла дернуться. Лизетта была слабой – он
легко мог бы придушить ее сейчас, когда она стояла, тяжело дыша и ожидая… Чего?
Того, что он и впрямь ее убьет?
– Зачем ты хочешь смерти? – прошептал Крысолов,
прижимая губы близко-близко к впадинке возле ее уха. – Лизетта, зачем?
Она обмякла так, что он едва удержал ее, и по этой внезапной
слабости он понял, что был прав. Она выводила его из себя нарочно. Что-то
подсказывало ему, что Лизетта не предлагала разыскать Курца и не советовала своему
мужу выгнать его без денег… Выдумала она это все – выдумала, чтобы он озлобился
и потерял голову от ярости. «Зачем?»
– Лизетта! – позвал он, смягчившись. –
Ответь…
– Я не вернусь к ним, – прошептала она так тихо,
что он едва разобрал. – Я хочу остаться с тобой.
– Что?!
От изумления он отпустил ее, и женщина бессильно опустилась
на землю у его ног. Он смотрел на нее сверху вниз, ничего не понимая. Лизетта
подняла к нему лицо и повторила с твердостью отчаяния:
– Я хочу остаться с тобой.
Она сказала это с такой безыскусной простотой, с такой
искренностью, что он поверил ей – против своей воли. Потому что все его
существо сопротивлялось, кричало о лжи, о притворстве, о том, что его в
очередной раз обманут и оставят униженным. Но взгляд серых глаз, с безнадежной
тоской обращенных к нему, не лгал. И губы ее не лгали, когда она говорила, что
хочет остаться с ним… Крысолов вдруг ощутил, что во рту пересохло. Да и в
голове у него словно пересохло – не осталось ни одной мысли, ни одного здравого
соображения, за которое он мог бы зацепиться и спастись от ее голоса, от ее
глаз. Он опустился на траву.
– Но… почему?!
Лизетта правильно поняла его. «Почему я?!» – вот что он
пытался и не мог осознать.
– Я не знаю, – прошептала она.
Она опустила голову так низко, что волосы упали с двух
сторон, почти закрыв лицо. Протянув руку, он осторожно убрал одну золотистую
вьющуюся прядь, затем вторую… Лизетта закрыла лицо руками, и Крысолов осторожно
развел их в стороны.
Глаза у нее оказались зажмуренными, и он почувствовал, что
ее ладонь дрожит в его руке. Она его боялась! Эта мысль ошеломила Крысолова.
Она, бесстрашно оставшаяся утром дожидаться его пробуждения, а затем
выкрикивавшая такие слова, которые могли заставить его убить ее, теперь боялась
и стыдилась его. Все это время он был в ее власти, хотя она о том не
догадывалась, – теперь же все изменилось.
С нежностью, которой он сам в себе не подозревал, все еще не
в силах поверить окончательно, Крысолов приподнял ее лицо за подбородок и
позвал:
– Лизетта!
Она замотала головой, по-прежнему зажмурившись.
– Лизетта… Посмотри на меня, прошу тебя.
Очень осторожно, словно боясь увидеть что-то страшное, она
приоткрыла глаза. Вихарт вгляделся в них.
– Ты пойдешь со мной? – Голос у него сел, и вопрос
вышел почти грубым. – Лизетта, ты правда хочешь?..
Радость, озарившая ее черты прежде, чем он успел повторить
вопрос, сделала все слова лишними. Но она все же успела быстро сказать что-то о
том, что сейчас же… сразу же… и знает тропу, которой никто не ходит… до того,
как он прижался губами к ее теплым губам, соленым на вкус. Эта соль словно
разъела все страхи, в которых он существовал раньше – до того как встретил эту
женщину, и все, что осталось, – это страх, что их поймают и он ее лишится.
Больше он ничего не боялся.
Когда солнце задело нижним краем еловые макушки, они вышли
на тропу, которая должна была вывести их через перевал. На плече у Вихарта
сидел Ушастый, щекоча его хвостом. Ветер, кружившийся вокруг гор, принес с
собой холод снегов, и Крысолов поправил на женщине накидку из козьего пуха.
– Эту дорогу мне показывал отец, – сказала
Лизетта, держа его за руку. Ладонь ее была теплой. – Говорил, что о ней
мало кто знает. Здесь много медведей… люди боятся ходить сюда. Ты боишься
медведей?
