– Наверняка у тебя было какое-то имя, – задумчиво
продолжала Лизетта, незаметно приблизившись к Крысолову и пытаясь заглянуть ему
в глаза. – Скажи, какое? Даже если она редко называла тебя им, скажи!
Прошу тебя!
Он понял, что если не сказать, то она не отвяжется до самого
конца их пути, и страдальчески закатил глаза:
– Вихарт! Ну, успокоилась?! Мать называла меня Вихарт!
И хватит об этом.
Некоторое время Лизетта шла рядом с ним в молчании, но затем
не удержалась:
– Вихарт – очень красивое имя. Я не знала прежде никого
с таким именем.
– И не узнаешь в будущем, если не заткнешься, –
грубо оборвал он ее. – Иди молча, ясно? Ты мешаешь мне думать.
На подходящую пещеру он наткнулся почти сразу, стоило им
выйти к холмам. Перед ней высилась темно-серая разлапистая ель, а под елью осел
замшелый валун, усыпанный подсохшими иглами.
Детей Крысолов усадил возле валуна, свой конец веревки
привязал к дереву и достал из рюкзака лепешки, предусмотрительно захваченные в
трактире. Лепешек было много. Дети сидели, равнодушно жуя, и по их глазам он
видел, что они вот-вот заснут.
Лизетта тоже заметила это.
– Они хотят спать… Бедняжки, столько идти!
Он осмотрел пещеру, выбросил оттуда обглоданные высохшие
кости – кажется, кто-то полакомился дикой козой – и вернулся к своим пленникам.
У белокурой девочки лепешка выпала из руки, но поднимать ее она не стала,
бессмысленно глядя перед собой.
– Коринна почти спит, – вполголоса заметила
Лизетта, очищая от игл, попавших в дырявые башмаки, ножки самого младшего,
Якоба.
– Твой муж, должно быть, уже поднял весь город на
поиски. Из-за тебя поднимется большой переполох… Куда больше, чем из-за
них. – Крысолов кивнул на детей.
– Ты плохо знаешь моего мужа! – возразила Лизетта
с резкостью, удивившей его. – Переполох поднимется, но не из-за меня, а
из-за нее. – Она кивнула на девочку, наклонившую прелестную головку набок
и прикрывшую глаза.
– Как бы ни была знатна ее фамилия, но супруга главы
города важнее любого ребенка, – пожал плечами Крысолов, подумав, что
Лизетта, пожалуй, все-таки глупа.
– Коринна – не любой ребенок! – тихо, чтобы не
слышала девочка, бросила Лизетта. – Она племянница Людвига!
– Что?
– Дочь его сестры. Поверь мне, Вихарт, мой супруг
выложит куда больше золота за нее, чем за меня! Он очень… – она запнулась
и закончила без выражения: – Он очень привязан к девочке.
Очевидно, спохватившись, что сказала лишнее, Лизетта
замолчала и вернулась к своему занятию: продолжила осматривать ножки мальчика.
– У тебя есть дети? – неожиданно для себя спросил
Крысолов, глядя на золотистые волосы с лисьим оттенком, рассыпавшиеся из-под
чепца.
Женщина молча покачала головой.
– Отчего? Ты бесплодна?
Лизетта обернулась, и гневные слова уже готовы были сорваться
с ее губ, но в последний миг она сдержалась. Качнула головой, что можно было
принять и за согласие, и за отрицание, и по ее замкнутому лицу он понял, что
больше ничего не услышит.
Перенести детей в пещеру было не так просто, как ему
казалось, и он изрядно попотел, укладывая каждого из них. Закончив с этим,
спустился к ручью, журчавшему неподалеку, набрал свежей воды и вернулся,
опасаясь обнаружить, что Лизетта сбежала. Но она сидела на земле, прижавшись к
стволу дерева, словно собака, забытая хозяином на привязи. Он отвязал ее,
отчего-то поверив, что она не воспользуется его добротой – глупая уверенность,
если подумать, но думать ему не хотелось. Сначала женщина забралась в пещеру, к
детям, но затем села возле выхода, обняв себя руками, глядя на лес,
расстилавшийся внизу.
Утром он отправит ее в город, а сам с детьми переберется в
другое место… Как ни хитер бургомистр, а он перехитрит его. Похотливый толстяк
не откажется платить, раз у Крысолова его сокровище, белокурое дитя с
развратным взглядом.
Крысолов не собирался разводить костер, понимая, что
отблески огня выдадут его с головой, но не успело солнце сесть, как над лесом
собрались тучи и хлынул такой ливень, словно святой Петр копил небесную воду по
заказу Крысолова, не давая ей проливаться раньше времени. В такой дождь не
видно дальше двадцати шагов, и потому он, забравшись под ель, развел небольшой
костер и выпустил из коробки Ушастого.
Через некоторое время пришла Лизетта, пристроилась напротив,
глядя на пламя. Крысолов наклонился, поворошил угли, и по ним засновали
красные, как глаза крыс, огоньки.
– Завтра пойдешь в город с утра. Скажешь на словах, что
за возвращение детей я увеличиваю плату в два раза. Двести солидов и две тысячи
денариев – вот цена за то, чтобы все малютки вернулись домой.
– А если они откажутся?
Крысолов пожал плечами:
– Ты думаешь, я потащу детей с собой? Они выпьют по три
глотка того же средства, что выпили днем, и заснут вечным сном.
– Ты не сделаешь этого!
Убежденность, прозвучавшая в ее голосе, позабавила его:
– Отчего же? Что может меня остановить? Подумай,
Лизетта: я освободил Хамельн от крыс, а твой муженек вышвырнул меня, не
заплатив и медной монеты. Он бы бросил меня в тюрьму, дай я ему такую
возможность, но не успел. Не сомневаюсь, сейчас он клянет себя за это… Меня
прогнали с позором, и слава моя побежит впереди меня. Вы готовились к голоду,
готовились к позору, я избавил вас от того и другого – и что же? Разве кто-то
заступился за меня, когда твой муж решил подкупить Курца? Разве кто-то возвысил
свой голос в мою защиту, когда мне не бросили и собачьей подачки? Останься
крысы в Хамельне, и вряд ли кто-то из этих детей, – он кивнул на
пещеру, – увидел бы следующее лето. Так что я всего лишь сделаю то, что
случилось бы и без меня.
Кажется, теперь она была куда менее уверена, чем прежде. Ему
нравилось наблюдать за страхом и смятением, отражавшимися на ее лице, и видеть,
как она волнуется и от волнения прикусывает нижнюю губу.
– Ты не убьешь их! Ты… Ты совсем не так жесток, как
притворяешься!
Он от души расхохотался, и от его смеха Лизетта вздрогнула.
– Жестокость? Да ты сама как глупый ребенок! Жесток я
был бы, если бы мучил их, как твои сограждане мучили несчастных неповинных
кошек… А я лишь дам им такую смерть, которая для многих является благом. Если
твой муж откажется платить…
– Он не откажется!
– Завтра и поглядим. Ты должна вернуться к этой пещере
до захода солнца. Я стану ждать неподалеку. Если приведешь кого-нибудь или за
тобой тайно отправят людей, я замечу их – и тогда прощайтесь с детьми. Ты
принесешь с собой выкуп, и я уйду с ним, а потом сообщу, где спрятаны ваши
птенчики.
