После этого он припустил прочь, уже не думая о том, что
могут подумать встреченные люди. Дрожащий, красный, он взлетел по лестнице
вверх и со всех ног бросился к своей комнате. Но тут ближняя дверь
распахнулась, и наружу выглянула жена хозяина, с изумлением глядя на
перепуганного постояльца. Он еще ускорил шаг, не желая объясняться, но по его
лицу женщина поняла, что он не в себе, и схватила паренька за руку, заставив
остановиться.
– Что случилось, мой мальчик? – спросила она, чуть
коверкая слова так, как это делают уроженцы юга. – Бог мой, да ты весь
дрожишь! Зайди ко мне… зайди сюда…
Ему почудилась странная торопливость в ее движениях, когда
она закрыла за ним дверь, но, будучи во власти смятения, он не придал этому
значения.
– Так что с тобой случилось, малыш?
Она нежно провела рукой по его щеке.
– Розина… – выдавил он. – Она…
Краска бросилась мальчику в лицо, и он отвел взгляд.
Женщина, стоящая перед ним, восхитилась:
– Ах ты мой целомудренный ангелочек! Такой беленький,
такой чистенький… Совсем еще неискушенный малютка. Конечно, грубая Розина
напугала нашего бедняжку! Ах, эти деревенские девки, они все делают не так. А
ты знаешь, мальчик мой, что нужно сделать, чтобы тебе понравилось?
Он помотал головой, плохо понимая, о чем она говорит. Его
жгло воспоминание о жестоком смехе за его спиной, когда он убегал из конюшни, и
тех нескольких словах, что выкрикнула в ярости Розина. Жена хозяина погладила
его по плечу, затем рука ее скользнула ниже, еще ниже, потом ловкие пальцы
распустили веревку, держащую штаны, и прежде чем он успел опомниться, она
проделала с ним то же, что и служанка.
– И точно, неискушенный, – проворковала женщина,
наклоняясь к нему и обдавая своим дыханием. – Ничего, я научу тебя…
Он закусил губу, оттолкнул ее и выскочил из комнаты,
придерживая штаны руками. Добежал до своей, налетев по дороге на хозяина,
удивленно посмотревшего ему вслед, и упал на кровать, содрогаясь от слез. То,
что сделала Розина, было отвратительно – но то, что сделала эта, вторая, было в
двадцать раз хуже. Она предала его! Она казалась ему такой хорошей, такой
заботливой, доброй… Все это было ложью!
Он ощущал, что теперь она стала его врагом, и она не простит
ему побега. Святой Петр, зачем они этим занимаются? Почему они хотят, чтобы и
он занимался этим с ними, как будто вокруг мало мужчин?
Будь мальчик постарше или воспитывайся он в других
обстоятельствах, его бы не мучили эти вопросы. Но рано оставшийся без матери в
одиноком доме с ушедшим в себя отцом, не нашедший ни друзей, ни врагов,
поскольку ему негде было их искать, выросший в удивительном для мальчишки его
лет целомудрии, он жестоко страдал. Ему хотелось поскорее забыть все, что
случилось, и он надеялся, что завтра впечатления этого дня рассеются.
Но он ошибался. Следующие три дня превратились в непрерывную
травлю, в которой приняли участие все женщины постоялого двора, объединившись в
настоящую стаю. Сперва испуганный, затем униженный, мальчик в конце концов
уехал оттуда, увозя в сердце ожесточение и ненависть. И еще страх. Страх,
который преследовал его всю последующую жизнь – страх перед могуществом и
властью женщин, перед их жестокими насмешками, перед их укусами, которые были
сильнее и болезненнее, чем укусы любой крысы.
Крысолов заставил себя вернуть воспоминания туда, где они
лежали, словно затхлая рухлядь в рассыпающемся сундуке, а сам обратился мыслями
к предстоящему делу. Ну что же, он позволил городу познакомиться с собой.
Теперь предстоит самому познакомиться с городом.
Сперва он снял цветное платье, аккуратно свернул его и
спрятал в мешок. Затем крикнул трактирщика и потребовал начищенное медное или
серебряное блюдо и теплой воды.
Конечно, серебряного не нашлось – откуда в этом трактире
взяться серебру? Плешивый хозяин принес медное блюдо, кувшин с водой и протянул
постояльцу, избегая смотреть на него.
– Верну тебе все, кроме воды, – пообещал Крысолов
и закрыл дверь перед его носом.
Наверняка тот решил, что теперь на его блюдо наведут
крысиную порчу, а то и что-нибудь еще похуже. Но утварь нужна была Крысолову
совсем для другого.
Сев перед окном, он поставил блюдо наклонно перед собой,
рассмотрел свое отражение в нем и принялся сбривать бороду. Клочки спутавшихся
волос падали вниз под взмахами ножа, и любопытный Ушастый обнюхивал их, а потом
толкал лапами перед собой, словно клубки перекати-поля. Зверек развлекался до
тех пор, пока Крысолов, подняв его под брюшко, не сунул охотника в коробку.
– Это ненадолго, – пообещал он, опуская крышку над
крысой, укоризненно смотревшей на него. Ему самому жаль было запирать Ушастого
в его временной тюрьме, но иначе поступить было нельзя: с местных жителей могло
статься разорвать чужака, бродящего по улицам их города с крысой на плече.
Рубаха, простецкие штаны, выбритое лицо – теперь он ничем не
привлекал к себе внимания. Разве что кожа под сбритой бородой была белой, но он
сильно потер ее и ощутил, как она загорелась и покраснела под его шершавыми ладонями.
Прежде чем уйти, он спрятал коробку с Ушастым в мешок, хотя подобная мера
предосторожности была излишней: ни хозяин, ни его глупая жирная жена, ни
служанка, что бегала вверх-вниз по деревянной лестнице, не осмелились бы зайти
в его комнату. Он словно был разносчиком заразы, что оставалась и на его вещах,
и в том месте, где он побывал.
Подумав про заразу, Крысолов вспомнил слова нищего о черной
смерти и похвалил себя за то, что не забыл расспросить его об этом. Правда,
что-то подсказывало ему, что он еще увидит старого побирушку, клянчащего
подаяние и пугающего народ фальшивыми язвами.
Из трактира ему удалось выйти незамеченным, не прилагая к
тому особых стараний, и он побрел по узким извилистым улицам, незаметно
осматривая город взглядом охотника. Каменные дома, слипшиеся друг с другом… Он
знал, какие мешки подвалов скрываются под ними. Под его ногами от утоптанной
сухой земли поднималась пыль – мощеной была лишь та дорога, что вела от главных
ворот к площади собора. Стоило отдать должное жителям Хамельна – такого чистого
города он никогда не видел. Крысолов побывал во многих городах, и везде царили
грязь, зловоние и нечистоты – оттого он предпочитал деревни и хутора.
В мечтах ему иногда виделось, что он оставляет те места, где
бродил последние годы, истребляя крыс, и уходит по дороге на юг. Что ждет его
там, на юге, он не знал, но с усмешкой над самим собой думал, что это неплохой
конец истории: «И ушел по дороге на юг…» Иногда ему становилось скучно, и он
принимался рассказывать Ушастому одну выдумку за другой: о том, как они
встретят Крысиного Короля и уйдут от него с мешком золота, и о том, как найдут
клад в лесу, и прочие сказки… Каждая из них заканчивалась словами «И ушел по
дороге, которая вела на юг».
Несмотря на удивительную чистоту, улицы города были темны и
безрадостны. Вторые ярусы построек выдавались далеко вперед над нижними – так
далеко, что порой два дома, стоящие один напротив другого, сталкивались окнами
и стенами, будто борцы, тщетно пытающиеся одолеть друг друга. Солнечные лучи не
могли проникнуть вниз, и свет не попадал туда, где шел Крысолов, будто он
двигался по подземелью. Лишь на площадях дома расползались в разные стороны,
неохотно раздвигались, освобождая место церкви, рынку либо сторожевой башне. Но
стоило чуть углубиться в лабиринт домов, как они снова угрожающе нависали
сверху, закрывая небо.
