– Кто из гостей чаще бывал в гроте Микаэллы?
– Сушков и Олежек, – не задумываясь ответила
девушка.
«Олежек… Второй раз слышу про этого Олежека. И к Рыжей он
заплывал утром, и у убитой был частым гостем. Интересно, что там Илюшин нарыл…»
– Я замерзла, – пожаловалась Эль, трогательно
поводя худыми плечиками. – Можно я пойду? Я вам уже все-все рассказала,
честное слово!
Бабкин взглянул на нее, и на долю секунды у него мелькнуло
ощущение фальши. Но оно тут же прошло.
– Я сейчас Сашу позову, – сказал он и поднял
трубку телефона, не заметив торжествующего блеска в глазах Эль.
Когда снаружи послышались шаги, Алька подобралась и
приказала себе немедленно стать умной, хитрой и сильной. И желательно еще
невидимой. Можно даже просто невидимой, и бог уж с ними, умом и хитростью. «Мне
нужно бежать отсюда, любым способом бежать!» Но когда Крупенников зашел в
комнату и жестом показал, что наступила ее очередь, Алька выглядела всего лишь
взволнованной и в меру уставшей от долгого ожидания.
– Что, обидела тебя Клео? – сочувственно спросила
она у Саши.
Криков Женьки она не слышала, но догадывалась, что та не могла
спокойно принять известие о том, что им придется находиться в «Артемиде» до тех
пор, пока Перигорский не даст разрешения уйти.
Крупенников только вздохнул.
Они вышли из комнаты с зеркалом, где последние сорок минут
Алька сидела в одиночестве, и направились в ту часть здания, где располагались
кабинеты врача, массажистов и еще какие-то помещения, в которых она никогда не
бывала. «Если ударить Сашку, толкнуть, то можно добежать до комнат и спрятаться
в одной из них… Нет, бесполезно. Даже если какая-нибудь окажется открытой, меня
очень быстро найдут. Ну же, Аля, думай!»
Из-за двери, мимо которой они проходили, раздались мужские
голоса, и она вздрогнула. Саша покосился на нее.
– Все на нервах, – пробормотал он. – Скорее
бы это закончилось.
«Боюсь, это закончится не совсем так, как ты
надеешься», – мысленно сказала ему Алька, прикидывая, чего ей стоит
ожидать. С ней будет беседовать один из тех двоих, что заходили полтора часа
назад… Или оба. Если оба, то у нее точно ничего не получится, а вот если один,
то шанс есть. Отвлечь его, ударить чем-нибудь тяжелым, и пока он валяется без
сознания, выпрыгнуть в окно… «И торопливо закопаться в землю, – закончила
она. – Потому что мимо охраны я не пройду, а через стену не перелезть».
Панический страх, подступавший к ней с того момента, как их
собрали вместе и стало ясно, что с территории клуба ей не выйти, накатил снова.
«К черту! Выбраться хотя бы из здания, а там будь что будет!»
Но когда они вошли в комнату, где спиной к окну сидел тот,
похожий на бывшего боксера, она сразу поняла, что не выберется. Никак. Несмотря
на то, что он был один и Алька сразу схватила цепким взглядом, чем его можно
было бы ударить.
Но окно! – черт возьми, окно было такое узкое, что даже
ребенок не пролез бы в него, и она едва не вскрикнула от разочарования.
Крупенников вышел, оставив ее вдвоем с Сергеем – она вспомнила, как его
зовут, – и Алька села в кресло, пристроилась на самом краешке. Не для
того, чтобы вызвать жалость, а потому что вскакивать с краешка было бы легче,
чем из глубины кресла, а она не исключала, что ей все-таки выпадет шанс. Жизнь
научила ее, что шанс выпадает всегда, главное – заметить его.
Бабкин отложил блокнот и внимательно посмотрел на девушку.
Она напомнила ему типаж, вошедший в моду вслед за появлением на киноэкранах Мэрилин
Монро: очаровательная блондинка-хохотушка, глуповатая или притворяющаяся
таковой, легкомысленная и ветреная. Только в этой не было выставленного
напоказ, всячески подчеркиваемого сексапила, и фигура больше соответствовала
современным вкусам. «Ну да, не зря же Саша говорил о том, что пышнотелая
русалка им не подходит».
Вглядевшись в ее лицо, Сергей сообразил наконец, какого
зверька напоминает ему Алла Рокунова. Лисичку. Треугольное личико, чуть
раскосые, широко расставленные серые глаза под светлыми бровями и вздернутые
уголки губ, придававшие ее лицу выражение лукавства.
– Ко мне можно на «ты», – быстро сказала она, пока
он не успел ничего спросить. – Давай уж без формальностей.
Пожалуй, по первому впечатлению она нравилась ему больше,
чем Клео и Эль…
– Это ведь ты нашла тело?
– Да. Но я ничего не трогала!
– Я и не говорю, что трогала. Итак, ты увидела,
что Костина лежит возле воды… Кстати, ты вошла через дверь?
– Да… Я зашла – дверь была открыта – и увидела ее. И
сразу поняла, что она мертвая! Она так лежала… и эта веревка… Я даже не стала
близко подходить. Кажется, закричала и нажала на кнопку в кармане костюма. У
нас всех есть такие тревожные кнопки, которые…
– Я в курсе. Что потом?
– Почти сразу приплыли спасатели, но они тоже при мне
ничего не трогали. Только отругали меня за то, что я…
Ливи осеклась и смутилась.
– «Что я» – что? – встрепенулся Сергей.
– Я украшения в сундук собрала, – призналась она,
отводя глаза. – У нее стоял сундук с драгоценностями, его опрокинули, и часть
просыпалась в песок. Мне было страшно смотреть на мертвую Мику, поэтому я
отвернулась и стала складывать всю эту бижутерию обратно.
Бабкин выругался про себя: никто не сказал ему о том, что
сундук опрокидывали. Это могло не иметь ни малейшего значения, а могло и иметь.
– Зачем ты приходила к Костиной?
– Она сама хотела, чтобы я к ней зашла. Не знаю, зачем.
Он задал еще несколько вопросов, но Ливи повторяла то, что
говорила оперативникам – почти сразу же в грот по тревоге прибыло начальство, и
ее отправили в отдельную комнату, где дважды допросили, а затем привели туда
Эль и Клео.
– Расскажи, что ты сегодня делала утром? –
привычно попросил Бабкин.
Ничего нового Рокунова не рассказала. Она тоже, как и Клео с
Эль, была утром в гроте Микаэллы.
– Выслушала полагающуюся мне порцию…
Девушка запнулась, и Сергей пришел на помощь.
– Помоев, – подсказал он, внимательно следя за ее
реакцией.
Она не смутилась, только нахмурилась.
– В общем, да… У Микаэллы был не самый легкий
характер, от нее многим доставалось.
– Но тебя она особенно не любила.
– Она никого не любила, кроме своего сына, –
спокойно сказала Алька. – Про него могла бесконечно рассказывать, даже
если ее никто не слушал. Почему она придиралась ко мне, я не знаю, но
догадываюсь.
– И почему же?
Она взглянула на него без улыбки, словно обдумывая, можно ли
ему довериться.
