— Прости, я не хотела на тебя кричать.
Раньше я думал о смерти и о кремации. Я хотел, чтобы мой прах поместили в кожаный мешочек, который Джейн носила бы на шее. Раньше я представлял, как она зимой надевает много одежды — водолазки, свитера, длинные мешковатые кофты, но ближе всего к ее сердцу нахожусь именно я.
«Больнее ты меня ранить уже не сможешь», — думаю я.
— Не волнуйся, — улыбаюсь я, — я никогда не ладил с твоими женихами.
Джейн от меня на расстоянии вытянутой руки. Она открывает рот, чтобы что-то сказать — что? — но опять его закрывает.
Как раз в этот момент в кухню влетают Ребекка и Хадли. Ребекка оседлала Хадли и открывает дверь ногой. Они только-только переступают порог, как Хадли едва не роняет ее на пол. Оба смеются так заливисто, что не сразу замечают в кухне меня и Джейн.
— Помешали? — спрашивает добродушный, улыбающийся Хадли, отряхивая джинсы.
— Нет, — отвечает Джейн. — Абсолютно не помешали.
Он не сводит глаз с Ребекки, которая намеренно долго поднимается с пола. Смешно, но они с Джейн уже одного роста.
63
Сэм
Видели бы вы выражение ее лица, когда в телевизоре появился этот парень. Она вся как-то съежилась изнутри. Чуть со стула не упала. И повторяла его имя: Оливер.
Я бы все отдал за то, чтобы оттащить ее от телевизора. Дать ей успокоительное, чего-нибудь покрепче — не знаю что. Может быть, просто прижать к себе. Но при виде ее лица у меня внутри все сжалось. Я должен был что-то сделать. Не мог же я просто опуститься рядом с ней на колени, когда во весь цветной экран показывают ее чертова мужа. Поэтому я струсил. Я сбежал, сказав, что у меня есть дела в поле. Но вместо этого я пошел прогуляться в лесу, граничащем с садом.
В это время года здесь туча комаров и болотистая почва. Часть леса превратилась в стихийную свалку, даже для соседних фермерских хозяйств. Тут прямо на тропинке валяются старая эмалированная ванна и несколько сломанных стиральных машин. Но зато стоит тишина, такая тишина, что слышно, как щелкает мозг, перескакивая от идеи к идее.
Я далеко зашел и оказался у основания сгоревшего дотла дома. Остался только небольшой круг из камня с разрушенным камином с одной стороны. Отец говорил, что это строение датируется тысяча семисотым годом.
В детстве мы с Хадли часто сюда приходили. Когда нам было лет по девять, мы строили себе убежища, притаскивали из сарая балки и старые доски, пытаясь сколотить какую-нибудь загородку. У нас был свой пароль: «Джесс» — в честь нашего любимого игрока из «Ред Сокс». Мы встречались каждый день на закате, и было слышно, как мамы зовут нас ужинать с разных сторон леса.
Мы вместе с Хадли с семи лет. А это целых восемнадцать лет. Дольше, чем Ребекка вообще живет на свете. При других обстоятельствах я бы отстоял его. Он мой лучший друг. Он знает, что делает; он не стал бы заводить легкую интрижку с пятнадцатилетней девочкой. Но я уверен на сто процентов: то, что со мной сейчас происходит, случается раз в жизни. Я не могу видеть, когда Джейн расстраивается, отчасти из эгоизма — мне больно видеть, как она страдает.
Когда я возвращаюсь в Большой дом, все уже поужинали. Джоли моет посуду. Он говорит, что Джейн наверху.
— А Хадли где? Мне нужно с ним поговорить.
— Мне кажется, он сидит на заднем крыльце с Ребеккой. А что?
Но у меня нет времени отвечать. Иду к задней двери и сразу понимаю, что чему-то помешал. Ребекка с Хадли качаются на скамье-гамаке, а когда слышится скрип двери, отскакивают в разные концы.
— Привет, — неопределенно говорю я. — Помешал?
Они качают головами. В присутствии Ребекки я испытываю неловкость. Ощущаю, как она прожигает меня взглядом. Я дергаю ворот рубашки, чтобы стало прохладнее.
— Что случилось? — спрашивает Хадли. Он чуть осмелел, даже приобнимает Ребекку, положив руку на спинку скамьи.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Я поворачиваюсь к Ребекке. — Наедине. — Я открываю дверь-ширму. — Я подожду здесь.
Дверь за мной захлопывается.
Хадли спрашивает, насколько длинный у нас разговор.
— Может, выпьем по пивку, если ты не против.
Я слышу, как Ребекка спрашивает: «Идти обязательно?», но что отвечает Хадли, не знаю. Он входит в дом с широкой улыбкой и хлопает меня по спине.
— Идем. Ты платишь?
Мы отправляемся в «Ребро Адама» — ресторан с большим баром, куда частенько заглядывают банды мотоциклистов. Мы там не частые гости, но я не хочу вести разговор в месте, где мы завсегдатаи, потому что потом, входя в эту дверь, я каждый раз буду вспоминать, как предал своего лучшего друга. Мы с Хадли занимаем столик у двери, приспособленный к игре в пакку-ман, с двумя салфетками и подносом. Рыжеволосая официантка с высоким начесом спрашивает, что мы будем пить.
— Виски «Гленфиддик», — заказываю я. — Два.
Хадли удивленно поднимает брови.
— Ты женишься или скоро станешь отцом? Что за повод?
— Я должен задать тебе вопрос. Что у вас с Ребеккой?
Хадли усмехается.
— А у вас с Джейн?
— Брось, — говорю я, — сейчас разговор не об этом.
— Сэм, я в твои дела не вмешиваюсь, и ты в мои не лезь. — Приносят виски, и Хадли поднимает свою рюмку. — Будь здоров!
— Она совсем ребенок. Джейн очень расстроена.
Хадли бросает на меня сердитый взгляд.
— У Ребекки своя голова на плечах, она взрослее любого из нас. Я бы не стал связываться с ребенком, Сэм, если бы считал, что поступаю неправильно.
Я делаю большой глоток виски. Напиток обжигает мне горло, и кажется, что теперь слова польются легче.
— Я бы тоже не ввязывался, если бы не считал, что поступаю правильно. — Я кручу рюмку. — Я думаю, тебе лучше ненадолго уехать.
Хадли недоуменно таращится на меня.
— О чем ты?
— Я говорю о том, что тебе лучше взять отпуск. Уезжай из сада. Навести маму, — советую я, — она с Рождества тебя не видела.
— Ты так поступаешь ради ее чертовой мамаши?
— Я так поступаю ради себя. И ради тебя. Поступаю так, как считаю правильным.
— Это она тебя попросила, да? Она заставила тебя это сделать. Мы с тобой знакомы всю жизнь. Не могу поверить, что ты это говоришь.
— При чем тут Джейн? — сбивчиво отвечаю я. — Речь о нас с тобой.
— Ну конечно! Господи! — Он ударяет кулаком по столу, глубоко вздыхает и встает. — Ладно. Я хочу знать одно: почему никто не спрашивает нас с Ребеккой? Я хочу знать: почему чертов мир все решает за нас?
— Это ненадолго. На неделю. Может быть, на две. Я просто хочу дать Джейн немного времени. Ты ее не знаешь, Хадли. Она не просто богатая стерва. У нее на самом деле была непростая жизнь.
