— Скажу это только один раз, — улыбается он, — а ты послушай. Я хочу поблагодарить тебя, Оливер. Без тебя я бы не справился.
— Разумеется, справился бы.
— Может, ты и прав. Только было бы не так весело. — Он смеется, заводит мотор, и мы мчим к берегу. — Ты сумасшедший сукин сын! Я бы нырнул проверить, где запуталась сеть, но на сто процентов уверен, что не стал бы дремать под брюхом у двадцатипятитонного кита.
— А я стал, — заявляю я. — Если выпадает такой шанс, нельзя его упустить.
— Сумасшедшим был, сумасшедшим и остался.
— Ты просто завидуешь. Сам хотел бы отбиваться от папарацци.
Уинди потирает рукой лоб.
— Господи! Еще эти репортеры… Я и забыл. Почему всем плевать на китов, но как только они попадают в беду, это вдруг становится событием государственного масштаба?
Я улыбаюсь.
— А я не против пообщаться с телевидением.
— С каких это пор?
— С тех самых, как пытаюсь разыскать Джейн. — Я не смотрю на Уинди, когда говорю это. — Джейн ушла от меня. Забрала дочь и уехала. У меня такое чувство, что она в Массачусетсе, но я не знаю, где именно. Поэтому я подумал: если я стану национальным героем, то в вечерних новостях смогу попросить ее вернуться.
— От тебя ушла Джейн? От тебя? Джейн? — Он глушит мотор. Мы сидим посреди Атлантики, а впереди летит второй «Зодиак». — Напрасно ты вообще сюда приехал. Тебе следовало искать жену.
— Ты меня не приглашал, — напоминаю я. — Я сам напросился.
— Я могу чем-то помочь? Знаешь, можешь пожить у меня, сколько захочешь.
— Спасибо, нет. Единственное, что ты можешь сделать, — это отвезти меня назад к тем камерам и микрофонам. — Лодка покачивается на волнах. — Я должен ее вернуть, — скорее для себя самого, чем для Уинди, говорю я.
— Обязательно вернешь, — уверяет он.
Когда мы подходим к берегу, Уинди поднимает мотор, и мы дрейфуем на волнах. К пляжу бежит толпа репортеров.
— Доктор Джонс! — кричат они. — Доктор Джонс!
Я столько раз слышал этот звук — хор из двадцати-тридцати голосов, повторяющих мое имя. Я чувствую позабытый со времен колледжа прилив адреналина, когда понимаю, что все они ждут именно меня. Я и раньше слышал этот изумительный звук и думал, что это мой шанс достичь вершины… Потом я возвращался домой и рассказывал обо всем Джейн, а она задавала практические вопросы: «А сколько было репортеров? Как долго продолжалась беседа? Покажут ли сюжет в новостях? А были среди них симпатичные девушки?»
С тобой, Джейн, никто не сравнится.
Я выхожу из лодки секундой раньше Уинди, который ведет меня по пляжу, приобняв за плечо.
— Дамы и господа! — говорит он, преодолевая сухой кашель. — Разрешите представить вам доктора Оливера Джонса, работающего в Центре прибрежных исследований в Сан-Диего. Вся слава по спасению Марбл, самки горбатого кита, которая несколько дней провела в рыболовных сетях, принадлежит исключительно доктору Джонсу.
Тут же возникает суета, в меня тычут микрофонами, слышится бессвязное бормотание, когда двадцать вопросов задаются одновременно. Я поднимаю руку и делаю глубокий вдох.
— Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, — негромко говорю я, отлично зная, что первое впечатление запоминается надолго, — но вы должны спрашивать по очереди.
Я киваю на молодого негра в желтом непромокаемом плаще.
— Доктор Джонс, не могли бы вы описать, каким именно образом распутали кита?
Я начинаю объяснять и вижу за толпой репортеров Уинди, он жестом показывает мне, что все отлично. Потом достает из кармана свой сироп от кашля и отправляется к группе студентов, которые плыли в другой лодке.
Я рассказываю, где запуталась сеть. Рассказываю, как мы использовали «кошку», чтобы эту сеть разорвать. Рассказываю им о ките, который подплывал к Марбл и нежно гладил ее хвостом, — я хочу, чтобы они знали, что горбачи бывают нежными друг с другом. Рассказываю им все, что они хотят знать, и наконец слышу вопрос, который давно ждал:
— Доктор Джонс, вы просто оказались в нужном месте в нужное время? Или специально приехали спасать кита?
— Я ничего не знал о ките, пока не услышал о происшествии благодаря вам. Я оказался в Массачусетсе с миссией совсем другого рода. Я путешествую по стране, пытаясь разыскать жену Джейн и дочь Ребекку. У меня есть все основания полагать, что они в Массачусетсе. К сожалению, это большой штат, и я не знаю, где они. Если позволите, я хочу обратиться к моей семье.
Я выдерживаю паузу, привлекая к себе всеобщее внимание, откашливаюсь и смотрю в зрачок телекамеры.
— Джейн! — говорю я и понимаю, что в моем голосе звучит вопрос. — Ты нужна мне. Надеюсь, ты увидишь это… Надеюсь, что у вас с Ребеккой все хорошо. Я не могу без тебя. Я пойму, если ты не поверишь, но я поехал спасать этого кита, потому что знал — ты услышишь об этом в новостях. И я хотел, чтобы ты меня увидела. Хочу, чтобы ты вспомнила, как было раньше: мы отложили наш медовый месяц из-за кита, помнишь? Помнишь, как мы радовались и обнимали друг друга, когда увидели, как кит плывет прочь от берега? Что ж, сегодня я тоже спас кита. Я хочу, чтобы ты знала: без тебя это было не так радостно. Если ты меня видишь, то, надеюсь, дашь о себе знать. Позвони в Провинстаунский центр прибрежных исследований — они будут знать, как со мной связаться.
Один корреспондент перебивает меня:
— У вас есть фотография?
Я киваю и достаю из кармана бумажник. Нахожу снимок Джейн и Ребекки, сделанный меньше года назад.
— Так видно? — Я показываю его в камеру. — Если кто-нибудь видел мою жену или дочь, пожалуйста, позвоните.
Я смотрю в серые, подернутые пленкой объективы телекамер. «У Джейн глаза тоже серые», — думаю я, удивляясь, насколько живо представляю себе глаза жены.
— Я люблю тебя, — говорю я. — И пусть весь мир об этом знает.
58
Джейн
Я долго смотрю, как на циферблате часов у кровати меняются цифры. Я жду, пока на них вспыхнет 1:23, потом встаю и обхожу эту спальню, ставшую на время моей. Сегодня луны не видно, поэтому нет и естественного освещения. Лишь благодаря опыту нескольких ночных прогулок я не врезаюсь в комод и кресло-качалку, когда направляюсь к двери.
Иду по коридору, затаив дыхание. Когда прохожу мимо спальни Ребекки, ухом прижимаюсь к двери и слушаю ее спокойное, ровное дыхание. Это меня успокаивает, я собираюсь с духом и преодолеваю еще несколько шагов по коридору, к его спальне.
Потренировавшись минут двадцать с ручкой двери собственной спальни, я могу легко беззвучно проникнуть внутрь. Когда я приоткрываю дверь, полоска света из коридора падает на пол комнаты, освещая дорогу к ножкам кровати. От двери мне видны лишь скомканные простыни и одеяла.
