— А что там за готы? Воины хорошие или так?
— Ну… не Черные Тигры. Вроде тех, которые на Большом острове были.
— Понятно…
— Максим? Что ты задумал?
— Еще ничего. Надо выяснить, сколько их там, а уже потом думать.
— О чем думать?! Не надо ничего менять! Вернемся и подождем — они уплывут, и мы спокойно заберем людей. Пять готов всего останется — с ними можно легко справиться.
— Дин, не знаю, что это за корабль, но он мне очень не нравится. Я буду спать спокойнее, если его не станет. Нам с готами жить придется — не думаю, что они прямо завтра перегрызутся. Нехорошо, если у них будут такие посудины. Туда, наверное, человек сто можно загрузить с припасами.
— Да мало ли у них кораблей! Одним больше будет — какая разница?!
— Большая. Это какой-то необычный корабль. Не знаю, для чего его сделали, но точно знаю — готам он какую-то пользу приносит. И пользу приличную, раз столько бамбука на него не пожалели. Даже у Черных Тигров посудина гораздо хуже была, а уж от них проку было очень много. Дин, надо хотя бы узнать, для чего он. Хорошо бы найти кого-нибудь из ваших и поспрашивать. Где обычно сборщики ракушек бывают?
Дина пожала плечами:
— Их не каждый день посылают. У нас там, с другой стороны острова, на мелководье из камней ограды сделаны. Туда мелкие раковины складывают, из тех, что растут быстро. Обычно их оттуда на кухню приносят. Для рассадников хватает того, что дети на пляжах набирают. Если хочешь поговорить с нашими, то надо чуть назад вернуться. Там гряда до самого берега почти идет, а за ней пляж, куда девочки стираться ходят. Вот там место тихое, укрытое — не заметят нас. Наверное…
Нотки сомнения в голосе Дины Максу не понравились. А что, если нарвутся? Бежать придется. Она, если припечет, двигается шустро, вот только плавает далеко не так хорошо, как он. Да и в остальном ему уступает, что неудивительно: девчонка ведь. У готов тоже ноги есть — если догонят, придется останавливаться и драться.
Она будет его обременять — с ней на такой риск он не пойдет.
— Дин… Ты здесь останешься.
— Но!..
— Не спорь! Если нарвусь на готов, то в одиночку легко от них уйду. Я ведь спортсмен — и убежать быстро смогу, и уплыть. Не догнать им меня ни за что. Ты просто подождешь немного, издали посмотришь. Главное — не высовывайся: не хватало еще, чтобы тебя заметили.
— Максим! Ты не понял! Ну послушай же!
— Даже не думай — со мной ты не пойдешь! — Тон его был непреклонным.
— Ну хорошо, — согласилась Дина. — Не пойду. Доберешься ты до пляжа, увидят тебя наши девочки и знаешь что сделают? Убегут. С криками. Ты явно не новичок — загар здешний, на гота тоже не похож. Ты чужой и вообще не пойми кто. С перепугу даже за дикса могут принять. Особенно девочки.
— Ну… попробую их как-нибудь успокоить. Динка, не уговаривай. Нельзя тебе туда ни за что — и меня, и себя можешь сгубить. Сама знаешь, что нельзя.
— Знаю, — еле слышно произнесла девушка и вытащила из кармана шорт аляповатые бусы — дешевую пеструю бижутерию. — Вот, возьми.
— Зачем?
— Люцу готы целый ящик этой ерунды подарили после того, как он им высказал в лицо, что их предков за копеечные стекляшки в Африке стадами покупали. А взамен забрали несколько девчонок наших. Отомстили за его слова. А он сделал вид, что все так и задумывалось: приказал всем нашим носить что-нибудь заметное из этого. Или бусы, или браслетик. Даже мальчиков заставил. Как увидишь кого, сразу показывай — как бы знак будет, что свой. Хоть и чужой ты, но, может, крика поднимать не станут. Извини, больше ничем помочь не могу. Раз уж отговорить тебя не получается… Как только узнаешь все, быстрее назад уходи! Не задерживайся там!
— Так и будет. Не переживай за меня.
* * *
Приближаясь к острову, Макс чувствовал себя не в своей тарелке. Справа его почти на каждом шагу прикрывала полоска рифов, слева не защищало ничего — лишь опостылевшая вода, отражающая лучи солнца. А дальше, за серо-желтой полосой пляжа, утыканного кокосовыми пальмами, поднималась зеленая стена зарослей. В них целый полк наблюдателей может спрятаться. Дина говорила, что за кустами кладбище укрыто, и народ туда ходит лишь на похороны. Но утешают ее слова слабо. Мало ли — вдруг кому-то из готов захочется побродить среди могил? Погрустить или пофилософствовать по поводу бренности бытия.
Но пока что тихо — никто не кричал, наперерез не мчались орды головорезов. Лишь бы не подкараулили уже на суше и не выскочили неожиданно. Револьвер и двустволку пришлось оставить на корабле. Нет, Макс пловец хороший и водные преграды мог бы и с ними преодолевать, вот только вымачивать ценное оружие и боеприпасы в морской воде было крайне нежелательно, а завернуть герметично не во что. Пришлось ограничиться мачете — успел с ним свыкнуться, и расставаться почти так же больно, как с рукой или ногой.
Последние метры. Дно поднимается так полого, что вода едва ступни смачивает. Волнения почти нет — еще один минус: ведь среди пенных барашков рассмотреть бредущего человека сложнее.
Вот и берег. Песок такой горячий, что ступни едва не зашипели. Быстрее шлепанцы на ноги. Уже не те уродцы, выделенные бесконечно давно Рыжим, а плетенная из жгутов липучки обувка, ладно сидящая на ноге. Ног не натирает при долгой ходьбе, носить гораздо приятнее и бегать можно быстро. Хоть и не так удобно, как в кроссовках, но не слетят на неудачном шаге.
Через пляж промчался, чувствуя себя голым и беззащитным: за каждым кустом мерещились злобные взгляды. В зарослях пошел осторожно, стараясь не прикасаться к веткам и под ноги поглядывая, чтобы не выдать себя предательским хрустом раздавленной ракушки или треском подвернувшегося сучка.
Обогнул по суше маленький открытый мысок, о котором говорила Дина. Пара огромных бакланов, сидевших на краю зарослей, почуяла его. Птицы неспешно отошли в сторону, лениво расправили крылья, поймав ими ветерок, медленно взлетели, с высоты захохотали, будто морально уродливые люди. Насмехаются, гады, выдают его. Хоть это и не сороки, но все равно неприятно. Мало ли — вдруг где-то рядом в тенечке толпа готов дремлет и от шума кто-нибудь поднимется и пойдет прогуляется в сторону Макса.
Ну и фантазии у него от страха…
Заросли расступились — Макс вышел на широкую тропу. По ней, наверное, девочки к морю ходят. Оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, быстро проскочил к границе зарослей, притаился за пышным кустом, вытянул голову, посмотрел на берег.
И окаменел.
Девчонки здесь были — целых две. Вот только выходить к ним было никак нельзя. Хоть бусами размахивай, хоть флагом красным — крик поднимут в любом случае. Обычай у них такой — шуметь в подобных ситуациях. Потому что они не стираться пришли, а искупаться. Стоя на мелководье, две юные особы работали пучками водорослей и пальмовых листьев, песком и неказистыми щетками.
