— Как оказалось, это отнюдь не просто, пустив глубокие корни в Москве, пересадить самого себя на иную почву, — грустно заметил Легонтов. — Вот и тяну с отъездом — никак не могу решиться сделать последний шаг, собрать багаж и отбыть в столицу. Но что это мы говорим в дверях? Надеюсь, Елена Сергеевна, вы согласитесь украсить своим присутствием мое скромное холостяцкое пристанище? Прошу вас. Я сочту это за великую честь.
После столь изысканного приглашения мне оставалось только переступить порог старого флигеля.
Когда-то, в совсем еще недавние времена на первом этаже домика размещалась деловая контора господина Легонтова. Жизнь бурлила тут ключом. Папки с бумагами громоздились на полках шкафов, поминутно дребезжал телефонный аппарат, пишбарышня бойко колотила по клавишам «ундервуда», помощники Александра Матвеевича, вернувшись с очередного сыщицкого задания, строчили отчеты, проявляли в чуланчике фотографии, раскладывали по коробкам и пакетам добытые вещественные доказательства.
А теперь здесь царило полное запустение. Исчезла барышня со своим «ундервудом», исчезли сыщики, исчезли папки с бумагами, а пустые полки успели покрыться толстым слоем пыли.
Не было ни карт Москвы и Московской губернии на стенах, ни протянутой в углу для просушки фотографических снимков веревки, ни приземистого сейфа, одни облезлые канцелярские столы, крытые вытертым зеленым сукном, да старые венские стулья…
— Александр Матвеевич, я не верю своим глазам! Неужели вы ликвидировали свою контору? Я полагала, вы передадите дело в руки какому-нибудь надежному человеку. В Москве ведь не так много частнопрактикующих сыщиков, способных оказать клиентам помощь в конфиденциальных делах, и ваша контора была из лучших.
— Вы правы, я все-таки не рискнул свернуть все дела в Москве и передал их надежному человеку. Угадайте, кто это?
— Сдаюсь сразу. Откуда мне знать, кого вы сочли достаточно надежным человеком, чтобы сделать своим преемником?
— Адель Вишнякову.
— Аду?
Ада Вишнякова была моей приятельницей по Лиге борьбы за женское равноправие и познакомилась с господином Легонтовым в моем доме.
— Сначала она поступила в мою контору на службу в качестве агента для особых поручений, потом так увлеклась частным сыском, что стала младшим компаньоном, вложив в наше дело дядюшкино наследство, потом в ней открылся такой административный дар, что все служащие почувствовали, что именно госпожа Вишнякова и есть их шеф, и принялись выполнять ее задания и распоряжения через мою голову, даже не всегда ставя меня в известность… И теперь я смело передаю Адели все дела. Контора по-прежнему будет действовать от моего имени — даме, увы, в нашей стране не суждено стать помощником присяжного поверенного и заниматься адвокатской практикой. Но, слава Богу, имущественных прав у представительниц прекрасного пола никто не отнимает, и в качестве финансового компаньона она вполне может заправлять всеми делами на любой частной фирме.
— Так куда же в таком случае подевался весь ваш персонал?
— Это тоже штучки Адели. Она нашла, что дальнейшее пребывание нашей конторы в этом флигеле совершенно непрестижно, и подыскала помещение в роскошном новом доме на Полянке. Знаете, такой огромный шестиэтажный дом европейской архитектуры, с мраморными лестницами, с электрическим освещением, со швейцаром у подъезда. В бельэтаже шикарно меблированная контора — ореховые бюро, дубовые резные шкафы, кожаные диваны, бронзовые фигуры Фемиды, шелковые гардины, а также элегантные секретарши и стенографистки с прическами «помпадур»… По замыслу Ады, это поднимет реноме нашего дела на недосягаемую высоту.
— Не буду спорить. Тем более что я всегда была уверена — женщины с успехом могут руководить любым делом, просто мужчины, заняв круговую оборону, не пускают представительниц прекрасного пола на административные посты. Вы же, Александр Матвеевич, всегда были человеком прогрессивных взглядов, и, надеюсь, ваша контора теперь достигнет невиданного процветания. Но мне лично очень нравилось здесь, в вашем патриархальном уголке. Здешняя обстановка так располагает к откровенности.
— Елена Сергеевна, простите, вы напомнили мне, что ваш визит носит деловой характер, а я отвлекся на долгую беседу. Поднимемся в мою старую гостиную, я предложу вам чашечку чаю, пока самовар не остыл, и внимательно выслушаю, какое дело вас привело. Раз уж вы числите меня среди особ, достойных доверия, давайте разбираться в том, что вас терзает.
По старой деревянной лестнице с вытертыми ступенями и широкими перилами мы поднялись в мезонин, где у Легонтова были устроены жилые комнаты.
Здесь, к счастью, все осталось по-прежнему: горшки с геранью на окнах, клетка с кенарем, кресла с вышитыми думочками, столик со старинной, кружевной скатеркой… Патриархальный мирок бабушки-купчихи, оставившей в наследство любимому внучку Сашеньке этот тихий замоскворецкий приют.
Наверное, шикарная контора, устроенная Адой, оказалась столь чужда сердцу одинокого сыщика, что это и привело его к мысли бежать из Москвы. В моей душе шевельнулось нечто вроде укола совести, ведь я тоже некоторым образом приложила руку к воцарению Адели в сыскном бюро господина Легонтова, полагая, что главный плюс в этом деле — помочь еще одной женщине обрести интересное занятие и утвердиться в жизни…
Нам, феминисткам, не стоит забывать, что и у мужчин должны остаться кое-какие права.
Впрочем, что ни говори, а с бегством из Москвы Легонтов не так уж торопится, значит, разногласия с младшим компаньоном госпожой Вишняковой все же не перешли в разряд неразрешимых.
— Прошу вас, садитесь, — гостеприимно предложил Александр Матвеевич и тут же добавил: — Осторожнее с этим стулом, у него одна ножка совсем расшаталась. Лучше вот сюда. Я сейчас сделаю свежую заварку…
Чай у господина Легонтова всегда был великолепным — крепкий, с ароматом жасмина, душицы и еще каких-то травок. Пока хозяин любезно хлопотал у чайного стола, разливая заварку и накладывая в розетки варенье, я задала один тревоживший меня вопрос:
— Александр Матвеевич, моя история такого рода, что фактов мне пока известно мало и приходится оперировать собственными домыслами и логическими выводами. Вы предпочитаете, чтобы я рассказывала вам все подряд или жестко придерживалась сухих фактов? Мои выводы, без сомнения, могут оказаться ошибочными, к тому же, смутные ощущения — это нечто, плохо передаваемое словами, и когда произносишь эти слова вслух, все звучит так абсурдно…
— Елена Сергеевна, было бы жестоко оставлять меня в неведении по поводу изящных полетов вашей фантазии. Не бойтесь, я привык к вашей манере изложения. Вам чай с лимоном?
Принимая из рук Александра Матвеевича чашку, я на секунду задумалась — что он имел в виду под словами о моей манере изложения? Эта фраза прозвучала не слишком-то лестно для меня. Но впрочем, я тоже привыкла к манере Легонтова прятать в словах легкие шпильки, и мне было не до того, чтобы долго обдумывать каждую из них.
— В Москве есть фирма некоего Франца Вернера Крюднера. Господин Крюднер работает, главным образом, с иностранцами…
