Эрик Витольдович гостеприимно повел рукой в сторону некоего симбиоза скамьи и резного сундука (во всяком случае, сиденье, застеленное шкурами, и высокая спинка на этом предмете наблюдались).
– Прошу вас, милые дамы, присядьте. Короткий отдых для адаптации в новом измерении. Маргарита, дитя мое, как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Уши не закладывает? А тошноты нет? Знаешь, перешагнуть из пространства в пространство – это тебе не шуточки.
– Не волнуйтесь, дядя Эрик, я чувствую себя прекрасно.
– Вот что значит молодость, – вздохнула Нининсина. – А у меня давление так и поползло. Аж в висках застучало…
Она извлекла откуда-то склянку с темной жидкостью и сделала большой глоток.
– Старое проверенное средство. Запомни, Марго, настойки валерианы, пустырника, боярышника смешать в равных дозах и добавить корвалол и немного магии. Изумительно проясняет голову и успокаивает нервы, хотя на вкус и горчит, признаться.
– Мои нервы прекрасно успокаивает пребывание в подземелье само по себе, – отозвался Эрик Витольдович. – Изначально для цвергов было вполне естественным проживание под землей, а вот солнечный свет, особенно на рассвете, губителен. Мы много веков боролись со своей природой, чтобы приучить себя к дневному освещению на поверхности Земли, ведь это так расширяет житейские возможности. Ко всему в конце концов можно приспособиться – люди вон тоже научились жить на асфальте, дышать бензиновыми парами, часами сидеть за компьютерами и питаться всякой химической гадостью. А ведь для любого живущего на природе неподготовленного существа эти факторы противоестественны и смертельно опасны.
Тетя Нина, всегда ратовавшая за здоровую экологию, согласно кивнула. А что тут возразишь?
– Зато в своем подземелье, в комфортных условиях я отдыхаю так, как земные существа – в санаториях, и возвращаюсь отсюда окрепшим, с восстановленными силами, – продолжал Буртининкас.
– Дядя Эрик, а это кто? – спросила Маргоша хозяина, разглядывая скульптуру, изображающую цверга в традиционных одеждах древнего германца. – Это вы в молодости?
– Нет, это мой несчастный брат Альвис, которого давно уже нет с нами. Это очень печальная история, деточка. Штучки Тора, не тем будь помянут. Вот почему я всегда терпеть не мог Тора и вообще недолюбливал асов. За исключением Одина, конечно, он из этой компании был самым мудрым и талантливым… Остальные относились к цвергам как к существам второго сорта и при случае норовили их истребить… А за что? Мы мудрый, трудолюбивый народ, никому не желавший зла. Мы сделали столько полезного для асов и ванов – почти все оставленные ими магические артефакты изготовлены руками цвергов… За исключением твоего кольца, конечно, – его сделал сам Один для любимого сына. Ну и Тор, мерзавец, кое-что все-таки оставил потомкам, он был кузнецом как-никак и руки имел хорошие (чего не скажешь о сердце!). Хотя его знаменитый молот изготовили цверги! Да-да, если бы не мы, он и кузнечное дело никогда не освоил бы…
– Эрик, рассказывай короче, – потребовала Нининсина. – У нас мало времени!
– А куда нам теперь торопиться, – буркнул цверг, не любивший, когда его прерывают, а тем более подгоняют. – Мы ведь уже в Камелоте.
И приступил к своей трагической саге.
Оказалось, что его брат Альвис был самым мудрым и эрудированным из всех цвергов, его даже прозвали Всезнайкой. Но мудрость не защитила его от большой ошибки – он влюбился в Труд, любимую дочь Тора, и решил к ней посвататься. Тор же, как старший сын Одина, был чрезвычайно высокого мнения о себе и своей дочурке и вовсе не собирался выдавать ее замуж за какого-то цверга. Но вместо того чтобы прямо и честно указать претенденту на руку Труд направление, в котором следует удалиться, Тор задумал погубить незадачливого жениха. Он гостеприимно принял его в своем доме и, делая вид, что испытывает мудрость Альвиса, за долгами разговорами продержал того до рассвета, зная, что рассветные лучи губительны для цвергов. И утреннее солнце превратило несчастного цверга в камень…
Чья еще грудь
Вместила бы столько
Сведений древних!
Но хитростью мощной
Тебя обманул я:
Ты в доме застигнут
Солнечным светом! —
продекламировал Эрик Витольдович и смахнул слезу.
– Вот такими словами Тора и завершилась баллада о несчастном доверчивом Альвисе. Это каменное изваяние и есть мой брат. Он уже много веков пребывает в таком виде! И вы хотите, чтобы после этого я с уважением относился к асам? Нет, как бы то ни было, а их гибель стала закономерной. Закон троекратного возмездия отменить невозможно. Зато мудрые цверги сделали из этой истории выводы и постепенно приучили себя не каменеть под солнечными лучами.
– Дядя Эрик! – Маргарите, разглядывавшей изваяние романтика Альвиса, в голову пришла неожиданная мысль: – Вам надо обратиться за помощью к лешему Мелентию, приятелю нашей кикиморы. Он ведь занимается целительством с использованием чудодейственного меда с собственной пасеки. В его практике были подобные случаи! Если он смог снять заклятие с юноши, обращенного в мраморную статую еще в античные времена, то наверняка поможет и вашему брату…
– Да, пожалуй, об этом стоит подумать. Хотя и страшновато – каждый эксперимент подобного рода чреват непредсказуемыми последствиями. Прежде чем на что-то решиться, следует взвесить все за и против. Не сделать бы хуже… В таком состоянии Альвис по крайней мере пребывает в целости и сохранности и имеет шанс дожить до лучших времен. Я не случайно держу его здесь, на границе миров, – ведь тут слабеют чары и заклятия… Может быть, в конце концов Альвис сможет вполне естественным путем вернуться к нормальному состоянию. Ну что ж, милые дамы, прошу вас пожаловать в верхние покои. Там недостатка в солнечном свете не будет.
По каменной лестнице, которая была гораздо удобнее и красивее той, что вела в подземелье московского дома, Маргарита, Нининсина и цверг поднялись на поверхность и оказались в уютном каменном домике с большим очагом и открытой террасой, увитой розами. За посадками роз начинались обширные пшеничные поля, а где-то у горизонта возвышался огромный замок, издали казавшийся детской игрушкой.
Маргарита сначала залюбовалась видом, напоминавшим иллюстрацию к книге сказок, а потом уже удивилась – как же так: цветущие розы, золотые пшеничные колосья, а ведь сейчас зима… Впрочем, они с цвергом и Нининсиной перешли в иное измерение, и здесь все может быть по-другому.
– Ну девочка моя, ступай с миром, – сказала Нининсина. – Иди прямо по дороге к замку, там тебя примут. Вот, это записка для Мерлина, в которой я тебя рекомендую его королевскому величеству и прошу для тебя помощи и протекции.
И она протянула Маргарите свернутый трубкой кусок пергамента.
Ну вот, все-таки Средневековье, мысленно посетовала Маргоша. Сейчас начнется – изволь писать гусиным пером на пергаменте, ездить на какой-нибудь арбе, одежду шить вручную и так далее… А уж вечерняя ванна окажется недоступной роскошью!
