– Ты бы, дурак, ей еще брильянт «Якутск-1968» из Алмазного фонда принес! – пилил вечером дед хмурого Шкипера. – Не видишь, что ли, что она цены их не знает? Забери лучше все да в банк положи на хранение, а то нас из-за тебя ограбят еще! Тьфу, связался черт с младенцем…
– Не твое дело, Степаныч… – бурчал Шкипер, но было видно, что он на самом деле растерян. В тот вечер, перед тем как уйти, он с досадой бросил в мою сторону:
– И что вам, бабам, только надо…
– Ну, не мне тебя учить.
– Машину, что ли, ей купить?
– Зачем? – постучала я кулаком по лбу. – На вокзал ездить? Не дури, опять будет деньги на ветер.
– Хоть бы курсы этого фарси открыли, что ли… Один английский везде, а чего нужно, не сыщешь.
– Попроси Ибрагима, он научит.
– Счас, научит он… Сволочь.
С тем и ушел.
Однажды вечером я вернулась из магазина и еще на лестничной клетке услышала страшную ругань, доносящуюся из квартиры. Ругались Шкипер и Ибрагим. Я открыла дверь, поставила на пол сумку с продуктами, сняла и повесила пальто, села на табуретку в прихожей и начала слушать.
– …Не буду я ей это говорить! Не буду, и все! Как я ей это скажу?! Она еще пойдет и с набережной в воду сиганет! Иди сам объясняйся! – орал на всю квартиру Ибрагим. Как обычно в минуты волнения, в его речи резко усилился акцент, и я едва понимала гортанный поток слов.
– А я как?! – гремел в ответ Шкипер. – По-каковски я объясняться должен?! «Ахмед кирдык», да?! Иди, падла, иди, говори с ней, пока я тебя по стене не размазал!
– Сам иди! Я тебя хрен знает когда предупреждал, вот и разгребай теперь!
Слушая, я понемногу начала понимать. Судя по всему, Шкипер все-таки нашел Ахмеда. Следы мальчика отыскались в одной из московских больниц, куда его отвезли после взрыва газа на вокзале, и там он умер, не приходя в сознание. Найти его так долго Шкипер не мог потому, что Ахмед поступил в приемное отделение без документов, и известно о нем было лишь то, что его привезли с вокзала, причем Казанский при регистрации перепутали с Киевским. Теперь надо было как-то рассказать об этом Фатиме, но ни Шкипер, ни Ибрагим не желали брать эту миссию на себя.
Из комнаты тенью показалась Фатима. Она ступала совершенно бесшумно в своих толстых вязаных носках, и я вздрогнула от неожиданности. Не взглянув на меня, она пошла прямо на кухню. Подумав, я пошла за ней.
Увидев нас, Шкипер и Ибрагим умолкли на полуслове. Шкипер машинально затушил сигарету, посмотрел на Фатиму, на меня, снова на Фатиму. Та смотрела на Ибрагима, и ее лицо бледнело на глазах.
– Ибрагим… – голос Фатимы сорвался. – Ахмед?..
Ибрагим пожал плечами, отвел взгляд. Фатима молча закрыла глаза. Две тяжелых слезы медленно проползли по ее впалым щекам. Она опустилась на пол, неловко, боком привалилась к стене, закрыла лицо руками. Ее худые плечи под ситцевым платьем содрогнулись раз, другой, третий… Ибрагим шагнул к ней.
– Стоять, – негромко, глядя в сторону, сказал Шкипер.
Ибрагим ощетинился, как дворовый кобель, только что шерсть на загривке не встала дыбом. Рука его дернулась к карману, в котором могло быть что угодно, от кастета до пистолета. Черная физиономия его была совершенно зверской. Шкипер стоял ко мне спиной, и его лица я не видела.
– Эй, не здесь! Не у меня! Пошли вон сейчас же! – перепугалась я.
Шкипер обернулся, мельком посмотрел на меня, задержал взгляд на неподвижной, скорчившейся фигурке на полу. Не отводя от Фатимы глаз, приказал:
– Вали.
Ибрагим побледнел до серости. Я боялась пошевелиться, сознавая, что с минуты на минуту может совершиться смертный грех. Но минуты шли, а Ибрагим не двигался с места: при этом руку из кармана он не убирал. Шкипер подошел к нему вплотную и очень тихо сказал несколько слов, которых я не услышала. Ибрагим закрыл глаза, и на скулах его заходили комки. Он выругался – коротко, очень грязно – и, ни на кого не глядя, вышел. Резко хлопнула дверь в прихожей. Фатима на полу вздрогнула, не отнимая рук от лица, и что-то горестно пробормотала. Я шагнула было к ней, но Шкипер молча вытянул руку, загораживая мне дорогу.
Он стоял у окна и смотрел на двор. Я подошла ближе. Внизу Ибрагим садился в свой джип. Шкипер в упор смотрел на него, и я чувствовала: вот-вот он может свистнуть в форточку, окликнуть Ибрагима, приказать вернуться… Но чуда не произошло. Черный джип пискнул сигнализацией, сорвался с места и, полыхнув фарами по стене дома, скрылся в подворотне.
– Свинья, – не выдержала я. При этом посмотреть на Шкипера я боялась. Он молчал, но молчание это было наэлектризовано, как грозовой воздух. Опасность шла от Шкипера волной, и мне впервые стало по-настоящему страшно рядом с ним.
– Ты работаешь сегодня? – не глядя на меня, спросил он.
Я не работала, но одна мысль о том, что мне придется ночевать в одной квартире со Шкипером (он явно не намеревался уходить), теперь ужасала меня. Не ответив, я ушла в прихожую, взяла сумку, пальто и сбежала ночевать к соседям. Перед тем как закрыть за собой дверь, я все-таки оглянулась на Фатиму. Видит бог, если бы она сказала хоть слово, хотя бы взглянула на меня, – я бы собрала в кулак весь характер и осталась. Но Фатима даже не пошевелилась. И я ушла.
У цыган было тихо и спокойно: все уехали в Мытищи на свадьбу. Оставшаяся полуглухая баба Оля не задавала никаких вопросов. Но заснуть я все равно не смогла и всю ночь то сидела на разобранной постели, то ходила по комнате, то стояла у стены, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило в моей квартире. Но оттуда не доносилось ни крика, ни стона, ни рыдания – ничего.
В пять утра я, так и не заснувшая, с пальто и сумкой в охапке на цыпочках проскользнула в прихожую. В квартире было темно и тихо, у зеркала стоял чемоданчик: значит, дед вернулся из больницы. Я зажгла свет – и сразу же увидела на вешалке кожаную куртку Шкипера. Та-ак… Значит, не уходил.
Несколько минут в моей душе порядочность боролась с любопытством. Последнее, после недолгого сопротивления, пересилило. Я на носках прокралась к полуприкрытой двери в комнату, где жила Фатима, и осторожно заглянула внутрь.
Шкипер спал на спине, разметавшись по кровати и сбросив на пол одеяло. Одна рука его свисала до пола, а другая покоилась на спине Фатимы, которая лежала у Шкипера на плече, маленькая и худая, кажущаяся сломанной куклой. Ее волосы закрывали полкровати, скользили с груди Шкипера на пол. С минуту я молча разглядывала их. Затем тихо отступила назад и прикрыла дверь.
Из соседней комнаты показался дед. Хмуро посмотрел на меня; кивнул в сторону закрытой двери:
– Видала? Дожал-таки ребенка… Весь в папашу, сукин сын.
Я не стала уточнять, что Степаныч имел в виду. Просто повесила пальто на вешалку, потеснив куртку Шкипера, и пошла на кухню искать еду. Вечером Шкипер увез Фатиму к себе.
