– Будьте прокляты. Будьте вы все прокляты, – прошипел юноша. Обида разгорелась пуще прежнего.
Они заставили его поверить в то, что сами придумали. Они назвали его чудовищем, и он стал им! А они…
Они остались «добрыми». Мудрыми, благородными, сильными. Борцами со злом! И верили в это! Верили в то, что придумали. Свято, упоенно. И уж точно никто не считал себя лжецом. Осудили заранее, а он, дурак, смирился. Смирился и стал тем, кем его хотели видеть.
Зарычав, Эйдор еле удержал рвущееся наружу заклинание тления. Ему хотелось обрушить его на стену шатра, но ведь потом пришлось бы объяснять вездесущему Борацу очередной приступ гнева.
Они виноваты и у Них нет имен. Просто добра без зла не существует, поэтому люди, желающие быть добрыми, создают себе чудовищ из других добрых людей. Такова человеческая натура.
Эйдор стащил сеть с леса. Вряд ли магов было несколько.
Неожиданно в нос ударил густой запах сирени, и грудь пронзила острая боль. Эйдор с хрипом повалился на пол шатра. Корчась, он судорожными жестами накинул на себя несколько защитных щитов и попытался ухватить тающую энергию заклинания. Проследить за тем, откуда пришел удар, и выжечь этот участок леса. Напрочь, до корней деревьев, до последней кроличьей норы!
В душе вампира заклокотала ярость. Напавший волшебник наверняка чувствовал себя героем. Еще бы! Он ведь сражался за свою страну! Мстил за убитого товарища! Вел войну добра против зла!
Ниранцы подготовились. Исчезающий след магического удара привел Эйдора к ловушке, и вампир выжил только благодаря созданным щитам. Наскоро изучив сильное заклинение, которое должно было отправить молодого северянина в Кузни, юноша окрысился. Хорошо придумано, смело.
Удар по шатрам Эйдор пропустил. Почувствовал, как содрогнулась магия, но отреагировать не успел. Пока он приходил в себя после атаки, на лагерь обрушилось мощное заклинание. Северная часть полыхнула, словно иссушенный валежник. Вой человеческой боли смешался с истошным лошадиным ржанием.
Вампир выскочил из шатра, на стенах которого плясали роковые отсветы. Горящие палатки, объятые пламенем мечущиеся фигуры людей и животных. Рев магического огня, уничтожающий несокрушимый мереанский отряд.
– Эйдор! – из своего шатра выскочил раздетый Борац. – Чего ты стоишь, курвенок?! Чего ты стоишь!
Растрепанный командир егерей метался из стороны в сторону, приседал, в отчаянии глядя на полыхающий лагерь, и то и дело оборачивался на Эйдора.
– Сделай что-нибудь, маг! – Борац подскочил к анхорцу и тряхнул его за плечи. Юноша жестом откинул его прочь, элементарное заклинание отбросило мереанца на чей-то уцелевший шатер. Вокруг в панике суетились люди, пытаясь покинуть лагерь и при этом спасти как можно больше вещей. Какая милая мелочность. О несчастных товарищах, с воем мечущихся на северной части, никто уже не думал. Кое-кто из офицеров пытался хоть как-то прекратить царящий вокруг хаос.
С шипением на пожар обрушилась толща воды, вызванная Эйдором, и в этот момент юноша с криком боли повалился на колени. В дело вступил еще один маг. Сердце юноши зашлось в неистовом ритме, в горло будто вцепились стальные пальцы.
– Кххх… – прохрипел юноша, продолжая бороться с наседающим колдуном. Все его попытки добраться до источника чар пресекались. Сразу несколько волшебников прикрывали товарища.
Сознание вампира начало меркнуть.
– Где они? – голос Бораца раздавался будто из-под воды. – Покажи где они?!
Эйдор не любил егеря, и чувства эти были взаимными, но сейчас мереанец, сам того не ведая, спас юноше жизнь. Вампир ухватился за идею Бораца и в следующий миг просто пустил светящуюся стрелу в душившего его чародея. Яркая линия метнулась в сторону холмов и погасла, рассеянная ниранскими волшебниками.
Борац все понял, и когда юноша почти потерял сознание – хватка ослабла, а вскоре и вовсе исчезла. Егерь спустил на невидимых колдунов Светлого Духа. На далеких холмах прошла череда вспышек, задымился лес.
Юноша медленно поднялся на ноги, глядя на то, как чародеи пытаются отбиться от создания Усмия. Ночную мглу рвали магические огни.
Светлый Дух вернулся только под утро. Ниран волшебную битву проиграл, но и простых имперцев потрепал. Весь день Эйдор провел среди раненых солдат. Всех разом исцелить невозможно, да и сил после ночного сражения, у вампира почти не было. Но он упрямо переходил от одного раненого бойца к другому, садился рядом и выжимал из себя остатки магии. Над лагерем, под аккомпанемент стонов, витал неприятных запах горелого мяса.
Одновременно с лечением юноша общался с Барсом. Темы беседы скользили от политики до вселенской справедливости, касались любви и преданности, переходили к ненависти и жажде крови. Неизвестный северянин утверждал, что месть скорее окончательно сожжет душу магу, чем удовлетворит его. Говорил о прощении, о более простом отношении к жизни. Чем больше они общались, тем острее Эйдор понимал, что усмийцы ничем не отличаются от простых людей. Они просто умеют общаться друг с другом на расстоянии, и в этом нет ничего плохого. Нет ничего божественного. Догмы Добра и Зла рушились одна за другой, показывая жизнь в ином свете. Весь мир считал, что усмийцы это порождение Кузен. Что они продали душу Подземному, что они готовы на любую подлость, если такова будет воля их Бога.
И кем бы ты ни был, какими бы талантами не обладал, весть о том, что ты усмиец – перечеркнет все. Люди нескоро поймут, что судить можно только по делам, а не по духовной принадлежности. Агон заставит их задуматься об этом.
Вечером выжатый до капли Эйдор с трудом добрался до лежака и уснул сразу же, как закрыл глаза. А утром его разбудил шум за пологом. Отряд неторопливо собирал лагерь. Неужели нашли следы ниранцев? Будто прочитав мысли чародея, в шатер, без предупредительного кашля или еще какого либо знака зашел Борац:
– Подъем, – глухо бросил он юноше, хмуро кивнул на улицу. – Заворачиваем к юго-востоку. Выходим через час. На кухне тебе пожрать оставили, принести?
– Стучаться не учили? – недовольно спросил имперца Эйдор.
Борац окинул шатер колдуна тяжелым взглядом и, проигнорировав вопрос, вышел наружу. В принципе, один – ноль в пользу егеря. За едой придется идти самому.
Юноша неохотно выбрался на улицу. Отряд стоял на холме у самой дороги, лениво оползающей возвышенность с юга. Вековые ели на склонах напомнили Эйдору леса Анхора, но бывший инспектор Братства с раздражением выбросил воспоминания из головы.
Добрая Родина осталась позади. Маска сорвалась, и теперь он знал истинное лицо «мудрого» Братства. Он еще вернется домой… И никто не посмеет ему запретить.
Над головой лениво грело землю августовское солнце. Если бы не запах гари, утро можно было бы назвать приятным.
* * *
– Напоминаю. Еще. Раз! – слова верткого, жилистого, побитого жизнью и сражениями ветерана будто выстреливались из лука и предназначались по очереди каждому из сидящих вокруг него солдат. Как показалось Руду, прошедшему не одну схватку с племенами степей и сейнарскими берсерками, доставшееся ему отделение даже на кулачках не дралось никогда.
