– Мы ничем не можем там помочь. Вот если «заказников» отсылать – это еще куда ни шло. А по одному ходить бесполезно. Война, брат, это не шутки. Там сначала стреляют, а потом вопросы задают. Так что я вне игры! Хотя Зурраг бы посетил с удовольствием. Но дальше на запад – ни-ни.
– Почему мы не можем помочь? Людям всегда нужна помощь!
– Во время войны, брат, им в первую очередь нужны твой доспех, твой меч и твой конь. А иногда и твое мясо. – Ваогар перестал улыбаться.
В словах Рыжего была разумная нотка, но Ладомар все равно не согласился с соорденцем, хотя вслух ничего не сказал.
– Я заметил, что ты молитвой изгоняешь. – Ваогар оперся о стойку. – Зря. Много сил и долго. Можно быстрее. Хотя чисто.
– То есть? – не понял паладин.
– Ну просто силу сразу выплескиваешь, без всяких «прощаю тебя» да «пребудет с тобой Небесный Горн». Я сам так лет семь работал, а сейчас понял, что достаточно просто направлять удар, и все. Правда, сгорают, подлецы, и жгут ценные вещи. – Рыжий уставился на труп хозяина таверны. – Где ж переночевать?
– Как это? – Ладомар заинтересовался словами рыцаря. Он сам не раз думал об ином способе изгнания, но испытывать на собственной шкуре не хотел.
– Да просто: смотришь на цель и посылаешь заряд.
– Как?! – не понял паладин. – Как его посылать?
– Я просто говорю про себя: «Этот», – пожал плечами Ваогар. – Мне самому подсказал знакомый. Теоден из Мирамии, слышал?
Ладомар кивнул и вновь приложился к кружке.
– Слушай, а я ведь сейчас тоже на север, хочу на Путаные Места поглядеть. Можем вдвоем съездить, заодно и проверим! – загорелся Ваогар. – А, что думаешь? О, проклятье, прости, забыл, как тебя звать. – Он сокрушенно покачал головой: – Память вообще никуда не годится. Я ж и методу этому рад, потому что слова изгнания с трудом вспоминал.
– Ладомар я, – привычно представился паладин.
– Так вот, Ладомар, давай завтра с утра вместе?
Отпив еще глоток, Ладомар задумчиво покатал вино во рту, проглотил и кивнул:
– Идет.
С такими людьми интереснее, они отлично прогоняют дурные мысли, когда находятся рядом, а исчезают незаметно и без грустного осадка.
– А сегодня предлагаю гулять на полную! Сначала тут, а потом поищем девиц покраще да послаще!
– Гулять – да, а вот с женщинами – нет, – улыбнулся Ладомар и соврал: – Обет.
– Ух! – с уважением посмотрел на него Ваогар. – Я вот птицу не ем, мне проще. Силен, брат! Я бы не решился. Но извини, тогда просто посмотришь. Мне женской ласки очень не хватает, без нее и в бой идти не с руки.
Ладомар еще раз посмотрел на мертвого трактирщика и молча поднял кружку, будто салютуя убитому усмийцу.
– Так его, – заметил жест Ваогар и с удовольствием его повторил. – Ну за смерть рабов Усмия, брат!
И они вновь выпили.
Что было дальше, Ладомар помнил неважно, так как за первым кувшином последовал второй, а там и третий… Мешать паладинам никто не решился; наряд стражи, прибывший за покойником, даже постарался сделать вид, что не видит гуляющих рыцарей. А потом мир понесся сломанным калейдоскопом. Громкие песни Ваогара, разбитый о стену дома кувшин, погоня по городу за сбежавшим конем Рыжего. Тесный дворик с заросшим древним фонтаном. Здесь Ладомару стало плохо, и новый приятель трогательно кружился рядом, приговаривая:
– Водички, водички попей – полегчает.
Походная фляга, большой глоток, и снова пляс в голове. Хихикающие шлюхи с горящими и маслянистыми глазами. Размахивающий кошелем Ваогар. Крошечный дом с невыносимым запахом жасмина. Рыжий рыцарь, удаляющийся в соседнюю комнату с плотной брюнеткой. Женщина с распущенными волосами, тянущаяся к поясу Ладомара. И она же, обиженно глядящая на воина с пола.
– Элинда! – прохрипел сидящий на кровати рыцарь, мутным взором скользнув по отверженной шлюхе. С силой он не рассчитал… Но ведь едва не нарушил обет! Едва не преступил через данную любимой клятву.
Не те глаза! Не те волосы! Голос не тот! Даже гул в голове не смог заглушить памяти. В какой-то момент Ладомару показалось, что перед ним Она, но, видимо, так упал свет с улицы и не более. Будь она Элиндой…
– У меня обет! – промямлил испуганной шлюхе Ладомар. – Не трожь!
И повалился на бок.
Проснулся он от бесцеремонного толчка в плечо.
– Подъем, брат! – Над плохо соображающим Ладомаром навис Рыжий рыцарь. – Утро уже!
– Проклятье, – просипел паладин и закрыл глаза. Комната по-прежнему крутилась вокруг и грозила вывернуть наружу человеческое нутро.
– Ну бывает! За тем и живем, – бодро сообщил Ваогар. – Вижу, ты обет сдержал. А я, дурак, только утром вспомнил, что тебе нельзя. Жаль золотишко, я ж обеих купил, ну да сам виноват. Извини, хорошо, что ты не сдался. Уважаю.
Ладомар поморщился, но глаза не открыл.
– Элинда… – сипло вырвалось из горла.
– Давай, подымайся!
– Не могу! – Рыцарь вновь попытался приподняться, но понял, что еще движение – и его вырвет. – Не…
По голове стучал одинокий раскаленный молоток, и Ладомар вдруг почувствовал, как проваливается в спасительный сон, и боль покорно тает.
Во второй раз он проснулся уже ближе к вечеру, с восторгом понимая, что утренний кошмар остался позади. Тело затекло из-за так и не снятого доспеха, в ноздри шибанул запах перегара и собственного пота. Скривившись от омерзения, Ладомар сел на кровати и тупо оглядел комнату. Где он?
В углу, у двери, валялась перевязь с мечом, и, молча поблагодарив Халда, паладин добрался до оружия. Чудо, что его не украли… С трудом облачившись, воин еще раз окинул помещение взглядом. Скромное убранство, очень скромное. Местечко для встреч. Как его только не выкинули утром?
Смутно вспоминая побудку, Ладомар хрипло позвал:
– Ваогар?
В соседней комнате послышался лязг, и в дверях объявился Рыжий рыцарь.
– Очнулся! – В руках воин держал кувшин, и Ладомар отшатнулся от знакомого, как от Усмия во плоти.
– Я же не пью обычно, – оправдываясь, буркнул он.
Ваогар хохотнул:
– Я заметил! Растратный ты человек, Даламор, растратный. Пришлось снять комнатушки еще на день и отправить девушек подальше, чтобы не мешали.
– Я Ладомар, – глухо сообщил паладин.
– Будь я проклят! – скривился Рыжий. – Прости… Память такая дурная, что стыдно. Прости, Ладомар!
– Деньги отдам, мне они все равно не особо нужны. – Проспавшийся рыцарь чувствовал себя гораздо лучше, но не настолько, чтобы обижаться.
