Там, на Севере, — это была такая нецелесообразная
работа! Мы, четыре женщины с высшим образованием и научными степенями,
заготавливали лес. Нас охранял боец, очень симпатичный молодой человек, явно
деревенский. Я понимаю, это необходимо, а вдруг мы действительно враги народа?
Но этому бойцу было холодно, он грелся около костра и в этом костре сжигал все
то, что мы за смену успевали заготовить. Это так глупо!
Вполне можно было использовать нас на каких-то более
полезных работах. Например, Востроградская, доктор технических наук, умела
очень хорошо готовить. Но я отвлеклась.
Тетя Вася неодобрительно поглядела на шумящих китайцев,
которые обосновались за соседними двумя столиками.
— После освобождения я отправилась на место проживания,
которое назначили мне по суду...
— В ссылку? — уточнила Надежда.
— На место проживания, — твердо возразила тетя
Вася, — в Нукус. Надо сказать, там собрались совершенно замечательные люди
— ученые, искусствоведы. Такого Художественного музея, как в Нукусе, нет во
многих крупнейших городах. А сколько там замечательных археологических
древностей!
— И ассирийских? — осторожно поинтересовалась
Надежда.
— И ассирийских, — не моргнув глазом, подтвердила
тетя Вася. — Конечно, жизнь там довольно трудная, — продолжила
она, — особенно тяжело было в первые годы... Но интеллигентного человека
не должны пугать мелкие бытовые неудобства вроде скорпионов в сортире...
— Вроде чего?! — в ужасе переспросила Надежда.
— Ничего особенного, — презрительно фыркнула тетя
Вася, — скорпионы в сортире — совершенно обычная вещь. Сортир у меня во
дворе...
— Что, и сейчас?
Тетя Вася не удостоила племянницу ответом и продолжила:
— А скорпионы — вполне обычный элемент тамошней фауны.
Как и сколопендры, фаланги, тарантулы... Вот кара-курт — это похуже, его укус
смертелен, а скорпион — такая мелочь.
Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своем
чистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.
Словно прочтя ее мысли, тетя Вася поправила пенсне,
взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел на
Немировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинается
театр — с вешалки или с буфета, и провозгласила:
— Вы все здесь невероятно избалованы!
Теплый ватерклозет развращает! Привыкнув к нему, человек
скатывается в болото мелкобуржуазной изнеженности! — Выпив чашку крепкого
горячего чаю, она оживилась и принялась за старое.
Надежда, оставшись в этом вопросе при своем мнении, решила
сменить тему:
— Тетя Вася, но вас же должны были вскоре
реабилитировать... Или это называется как-то по-другому... Ну, после смерти
Сталина?
— Вскоре?! — с пафосом повторила тетка. —
Конечно, если пять лет — это вскоре!
Я приехала в Нукус в пятьдесят втором году, а мое дело
Пересмотрели только в пятьдесят седьмом. Видимо, это дело было очень
незначительное. До него долго не доходили руки.
— В пятьдесят седьмом? — переспросила
Надежда. — Но почему же вы тогда не вернулись?
— Ха! — Тетка гордо закинула голову, и пенсне свалилось,
закачавшись на шелковой ленточке. — Я связалась с университетом и
поинтересовалась судьбой того доцента, чей донос послужил причиной моего
ареста. Он был уже профессором и заведующим кафедрой. Как ты считаешь, могла я
вернуться?
Я предпочла остаться в Нукусе. Тем более что уже привыкла к
тамошней жизни, а главное — наткнулась на интереснейшую научную тему. В местном
краеведческом музее хранились глиняные таблички, найденные при раскопках в
начале века русским археологом Аргуновым. Фонд Аргунова пятьдесят лет стоял
неразобранный — сам он умер от лихорадки в 1910 году. А никто из серьезных
специалистов в Нукусе не был и не видел его находок. Бытовало мнение, что
Аргунов раскапывал в Каракалпакии захоронения скифов или сарматов. Но я увидела
эти таблички и не поверила своим глазам.
Этот стиль ни с чем невозможно спутать — крылатые быки,
драконы, рогатые рыбы — настоящий ассирийский стиль! И я совершенно не
удивилась, когда нашла на некоторых табличках ассирийские клинописные надписи.
Это огромное открытие! Значит, влияние ассирийцев распространялось даже до
степей Каракалпакии! Я написала об этом статью в «Вестник Академии наук».
Публикация произвела фурор, хотя Зайценогов — тот профессор,
о котором я уже говорила — пытался злопыхать и ставил под сомнение мою научную
квалификацию. Тем не менее меня приглашали в Москву и Ленинград, но я
отказалась.
— Почему? — перебила Надежда тетку.
— Один раз мне уже пришлось полностью изменить свою
жизнь. Васильевский остров я поменяла на Нукус не по своей воле, но опять все
менять — не хочу! Буду жить в Нукусе до конца своих дней и продолжать
исследование коллекции Аргунова.
— Но сейчас-то вы все-таки приехали! — не
удержалась Надежда от шпильки.
— Я же тебе говорила, — начала тетя Вася с легким
раздражением, — меня пригласили руководители Эрмитажа, а главное — мне
просто необходимо сравнить таблички из коллекции барона Гагенау с
аргуновскими. — Она ткнула пальцем в картинку на буклете.
— Тетя Вася, — ужаснулась Надежда, — неужели
вы привезли из Нукуса всю его коллекцию?
— Что ты, это очень маленькая ее часть!
Я, конечно, хотела бы взять гораздо больше, но тогда нужно
было бы заказывать железнодорожный контейнер, а у меня не хватило средств на
его оплату.
* * *
Спектакль шел отлично. Зрители смеялись в нужных местах и
даже хлопали по ходу пьесы, а не только в конце.
В последнем действии на Ольге был надет мужской костюм —
черный бархатный камзол, кюлоты, а под камзолом — белоснежная батистовая
рубашка с кружевами.
Парика не было — свои волосы были как раз нужной длины. По пьесе
полагалось героине переодеться в юношу, и Ольга с удовольствием играла
мальчишку — она имитировала походку, чуть сутулилась и загребала ногами, делала
это чуть нарочито, потому что зрители знали, что она — не мальчик, а ее
возлюбленный по пьесе — якобы нет. Когда она в качестве кавалера танцевала с
очень богатой и глупой дамой, кто-то из зрителей даже крикнул: «Браво!».
Все кончилось хорошо, как во всех комедиях Гольдони.
Зрители хлопали, актеры вышли кланяться. Ольге полагалось за
короткое время быстренько переодеться в шикарное длинное белое платье с
серебристым отливом и принимать аплодисменты зрителей уже в туалете невесты,
при полном, так сказать, параде.
Она стремглав бросилась в свою гримерную, чтобы успеть — на
все про все выходило у нее пять минут. За сценой никого не было, у них вообще
была маленькая труппа, так что все артисты были на сцене, осветитель, он же
рабочий сцены, сидел в своей будке. Режиссер вышел на сцену вместе с артистами.
