Пролом сотника впечатлил. Он даже представить боялся, сколько силы понадобилось Высшим, чтобы полностью разрушить одну из секций городской стены. Каменная кладка соседних башен, выступавших в заваленный обломками ров, казалась оплавленной, а их бойницы чернели трупными пятнами лежалого покойника. И теперь Густаву стало ясно, почему гарнизон ничего не может поделать с обстреливавшими пролом баллистами Ланса, — башни эти для горожан были потеряны ровно так же, как потеряна обвалившаяся стена. Что ни говори, Высшие вчера потрудились на славу.
А вот наспех возведенные меж закопченных домов с замурованными окнами и сгоревшими крышами баррикады впечатления на сотника не произвели. Он прикинул, что вскарабкаться на них смогут даже неуклюжие мертвецы. Что уж тогда говорить о пехотинцах, которые пойдут на штурм во второй волне? И пусть дальше, под прикрытием баррикад, горожане наверняка возводят новые стены — не страшно. Сколько у них было времени? День? Да если и два — слишком много выходивших к пролому улиц нужно перекрыть.
Кого стоило опасаться, так это лучников. Но лучники мертвецам не страшны, а Густав Сирлин твердо решил не лезть сегодня на рожон. Разделить судьбу уничтоженного защитниками города Высшего ему хотелось меньше всего.
— Как много неупокоенных надо будет вести? — уточнил темный сотник у спутников.
Со скрипом сработала одна из катапульт, раздался глухой стук обмотанного канатом дерева, и в город отправился бочонок с горящей смолой. Он рухнул где-то за баррикадами, и над крышами домов вскоре показалась струйка черного дыма.
— Пойдем, — пригласил его за собой Высший, который, несмотря на прояснившееся небо, так и продолжал кутаться в длинный плащ.
Идти пришлось на другой конец лагеря. Палаток в той стороне не было вовсе, лишь торчали наспех сколоченные сторожевые вышки да чадили костры. И, по мере приближения к кострам, на Густава начал накатывать запах горелой плоти и тяжелая вонь разложения.
В это время к невесть с какой целью выкопанному котловану подъехала телега, и солдаты с замотанными тряпками лицами принялись перебирать нагруженные в труповозку тела. Те, что сохранились получше, без лишних церемоний отправлялись в яму, чересчур изувеченные или слишком траченные разложением перекладывались не успевшими толком просохнуть дровами, чтобы вскоре зачадить в очередном костре.
Густав подошел к краю ямы, и его передернуло. Котлован оказался почти до середины заполнен вяло копошившимися мертвецами. Зрелище было на редкость пугающим и отталкивающим, но на спутников сотника оно никакого впечатления не произвело.
— Не оступитесь, — разве что предупредил его один из Высших. — С недавних пор это небезопасно.
И он указал на подъехавшую к котловану телегу с клеткой. Запертый в ней бородатый парень мертвой хваткой вцепился в прутья, но двое солдат оторвали бедолагу от решетки, ухватили за руки, за ноги и, раскачав, швырнули прямо в мешанину тел. Дикий крик оборвался, стоило погребенному мертвецами бородачу скрыться из виду, а солдаты как ни в чем не бывало поспешили по своим делам.
— Дезертиры, мародеры, насильники, убийцы, воры и бродяги, — отстраненно перечислил Высший. — Человеческий мусор, готовый послужить нашему делу в своем новом воплощении.
— Мне за собой столько не увести, — нахмурился сотник и невольно пригладил ладонью короткую бородку.
Даже стоя на краю, он прекрасно чувствовал разлившуюся под ногами потустороннюю силу и лютую злобу заточенного в яме легиона бесов, который выманили из родной стихии, использовав в качестве приманки мертвые тела.
— Это не проблема, — усмехнулись за спиной Густава, и темный сотник, вздрогнув, быстро отступил от края котлована. С непонятным выражением лица глядевший на него из-под не успевшей толком просохнуть шляпы Высший указал на стоявшего поодаль темноволосого мужчину средних лет: — Мы приготовили сосуд.
— Сосуд? — переспросил сотник и вдруг ощутил бившуюся во внешне ничем не примечательном человеке потустороннюю силу. Целое море силы.
Больше не нуждаясь в подсказках, Густав Сирлин ухватил мужчину за плечи, уставился в его пустые глаза и потянулся к бурлившей внутри сосуда энергии. Только потянулся — и она хлынула смывающим усталость и раздражение потоком, заставила забыть про Кельм и кровную месть, в один миг развеяла опасения по поводу предстоящего штурма. Сейчас сотник мог в одиночку пойти на штурм Нильмары — и победить. Он больше не был хрупким человеком, он стал кем-то большим; почти достиг совершенства, к которому стремился всегда. Но — почти…
Чувствуя, что еще немного, и у него просто закипит кровь, Густав заставил себя разжать ладони и отступил от седого старика с изборожденным морщинами лицом и глубоко запавшими глазами. Тот покачнулся и навзничь повалился на землю.
— В яму?
— Пожалуй, нет, — опустился на колени рядом со стариком Высший в плаще. — Он опустошен не до конца…
— Послужит еще раз?
— Вполне.
— Пора выступать, — заторопился Густав Сирлин, которому обычно доставались лишь жалкие крохи переполнявшей его сейчас силы.
Тело горело огнем, руки дрожали, но сотник знал: когда дойдет до дела, он вновь станет самим собой. И пусть потом его еще долго будет преследовать послевкусие собственного величия, сейчас он был почти счастлив.
— Уже скоро, — успокоил его Высший в плаще. Второй повелительно махнул рукой, и несколько солдат, опустив в яму лежавшие неподалеку лестницы, бросились прочь от начавших медленно взбираться наверх мертвецов. Неупокоенные гроздьями облепили перекладины, мешали друг другу, срывались и падали вниз; некоторое время Густав с усмешкой наблюдал за происходящим, а затем скомандовал:
— Барабаны!
Четкий ритм армейских барабанов помог собраться с мыслями, и, поймав саму суть разносившегося над лагерем строевого марша, сотник швырнул ее в котлован. Затянул превращенный в ошейник ритм и приказал моментально прекратившим барахтаться мертвецам:
— Вперед!
Скованные волей темного сотника покойники начали по одному выбираться из ямы и строиться в неровные шеренги. Где-то поблизости и при этом будто в другом мире гудели сигнальные рожки, слышались крики сержантов и офицеров, но для Густава теперь имел значение лишь выбиваемый барабанами ритм. Сомнения и колебания были отброшены прочь, и почувствовавшие уверенность хозяина неупокоенные двинулись к пролому в городской стене. Не строем, но уже и не беспорядочной толпой.
А Густав заставил биться переполнявшую его силу в такт барабанам и направился вслед за мертвецами, подобно подгонявшему стадо пастуху. Вселившиеся в мертвые тела бесы были слишком слабы, чтобы противиться его воле, но, удалившись, вполне могли набраться решимости разорвать сковывавшие их чары.
Незаметно от земли начал подниматься туман. Туман укутывал размеренно шагавших к стенам мертвецов, превращал одного неупокоенного в двух, нагонял ужас на наблюдавших за приближением вражеского войска защитников города. Туман подавлял волю солдат Нильмары и заставлял их бежать прочь. Сотворенные Высшими призрачные змеи страха скользили впереди мертвецов, готовясь ужалить любого, кто встанет на пути победоносного шествия авангарда армии Ланса. Сотник не мог видеть, но ясно представлял, как над идущими вслед за ним пехотинцами развеваются белые полотнища с королевским красным крылатым змеем, намеренным в клочья порвать серебряного альбатроса на синих знаменах Нильмары.
