Неожиданно осознав, что все больше и больше погружаюсь в прошлое и постепенно теряю связь с окружающей действительностью, я выругался и постарался выкинуть посторонние мысли из головы.
И получаса с бесноватой не провел, а уже соображаю с трудом. А что же дальше будет?
Когда с расчетами было покончено — пять лампад стояли на полу, одна на подоконнике, остальные пришлось развешать по стенам с помощью обнаруженных в сумке нехитрых приспособлений, — я занялся пентаклем. Лучи пятиконечной звезды, в навершиях которых и стояли лампады, были неровными, и вписать их в круг оказалось делом нелегким. Честно говоря, круг больше смахивал очертаниями на пятно, оставшееся после выплеснутых на дорогу помоев.
Отложив в сторону порядком стершийся кусок известняка, я выдернул пробку из небольшого пузатого бутыля и заставил бесноватую сделать несколько глотков полынной настойки. Девушку едва не выгнуло дугой, она попыталась выплюнуть горькую жидкость, но не тут-то было — настойку ей пришлось выпить до последней капли.
— Где я? — откашлявшись, прошептала девушка. — И почему здесь темно?
— Что ты помнишь? — поинтересовался я и принялся разжигать лампады. Бесам полынь не по вкусу. Ладно, что там с тенями? Вроде везде светло, даже по углам не прячутся — потому и мебель заставил вынести.
— Зеркала… — ответила наконец долгое время молчавшая одержимая.
— И что в зеркалах?
Зубами вытащив пробку из флакона с маслом, я начал по три-четыре капли добавлять его в лампады. Масло, само собой, было непростое — несколько мгновений плясавшее на фитилях пламя трещало и стреляло длинными искрами, а потом наливалось таким сиянием, что делалось больно глазам. Если все рассчитал правильно — теням в комнату дорога закрыта.
— В зеркалах коридор свечей, — на этот раз без заминки ответила бесноватая. — И человек. Он приближается. Он что-то говорит. Глаза! У него черные глаза! Совсем черные! Будто в них сама Тьма! Нет!..
— Как интересно! — хмыкнул я и вытащил из сумки футляр с полированными серебряными дисками. Тоже вроде как зеркала. Только кривые. Теперь-то понятно, что с девушкой стряслось — захотела погадать дуреха на суженого-ряженого, поставила два зеркала друг напротив друга, пару свечей зажгла да и заглянула. А там… А что интересно там? — Ты знаешь этого человека?
— Это у Святых имен без счету, а бесам имя легион.
Лишенный жизни голос наждаком прошелся по нервам. Воздух в комнате будто сгустился, что-то мягко толкнуло меня в грудь, но проявившаяся было над девушкой тень оказалась слишком слаба и бесследно рассеялась в ярких лучах лампад.
— Буду знать.
Я сорвал с глаз бесноватой тряпку, и она завизжала от резанувшего глаза ослепительного света. Продолжавшая вопить девушка крепко зажмурилась, но, оттянув веки, мне удалось закапать настойку волчьих ягод сначала в один глаз, а потом и в другой. Уж не знаю, что еще было намешано в эликсир, но зажмуриться девушка так и не смогла. И черные глаза почти сразу стали самыми обычными — клубившаяся в них тьма рассеялась, будто оседающая на дно муть от взбаламученного ногами песка. Неестественно расширенный зрачок теперь растекся во весь глаз, бесноватая до крови закусила губу. Кожаные ремни натянулись, но загнанные в пол крепления выдержали рывок, и дугой выгнувшая спину Марта попыталась зубами вцепиться мне в руку. Едва отдернуть успел.
Выругавшись, я вытащил из обитого бархатом футляра серебряные диски и мгновение помедлил, соображая, как именно их использовать. Потом поднес кривые зеркала к лицу одержимой так, чтобы отражаемый ими свет падал прямо в глаза, и от нового визга заложило уши.
Девушка попыталась отвернуть лицо и не смогла — закапанный эликсир уже подействовал, и мышцы шеи онемели. Если промедлить, то неизбежна будет остановка дыхания, но я надеялся, что успею дать противоядие. По крайней мере, до сих пор у меня все получалось.
В дверь забарабанили, почти сразу послышалась непонятная возня, и шум стих. Вот и ладненько — сейчас отвлекаться никак нельзя.
Затянувшую глаза тьму я заметил случайно. Только что еще ничего не было — и уже вновь зрачок чернотой налился. Чувствуя, как начинают дрожать руки и нагревается полированное серебро, я медленно и четко проговорил фразу, заученную наизусть. Не знаю, какой смысл вкладывали братья-экзорцисты в эту абракадабру, но даже без сложенных в нужную фигуру пальцев эффект от нее был. И еще какой!
Из глаз девушки хлынули кровавые слезы, тьма вырвалась на свободу, слилась в едва заметное марево и почти сразу же рассеялась под отражавшимся от серебряных пластин светом лампад. Все верно — будь это обычные зеркала, скверна укрылась бы в отражении, затаилась в глубине, и горе посмотревшему в них бедолаге. С серебром такой фокус не проходит.
Что-то сдавило виски, стало трудно дышать, но я лишь мотнул головой, и звон серебряных колокольчиков мигом развеял наваждение. Вот и все, вот и все…
Влив в рот потерявшей сознание девушки противоядие, я наскоро собрал вещи и рассыпал по полу истолченную бирюзу. И хоть сквозняков в комнате быть не могло, пыль тут же разлетелась по углам комнаты. Ну да это теперь не моя забота. Пусть корчмарь сам уборкой занимается.
Развязать ремни, вывернуть из досок кольца и вынести будто бы ничего не весившую девушку из комнаты оказалось минутным делом. Захлопнув ногой дверь прямо перед носом сунувшегося было туда корчмаря, я передал все так же находившуюся без сознания Марту изнервничавшемуся отцу, под глазом у которого наливался здоровенный синяк.
— Слушай, хозяин! Пока в комнату не суйся, к утру лампады прогорят, тогда и зайдешь. Лампады выбрось, пол пять раз вымой. И до полнолуния никого туда на постой не пускай. — Я обернулся к Марциусу: — Что у вас здесь стряслось?
— Да вот господин перенервничал, начал в дверь ломиться, пришлось успокоить, — смутился хозяин и протянул мне глиняную кружку, над которой курился пар. — Ваше вино, господин экзорцист.
— Благодарю, — совершенно искренне кивнул я. Вино оказалось красным, терпким и горячим. В самый раз. — Фургон запрягли?
— А до утра не подождете? Уже за полночь! — заюлил хозяин. — По такой-то погоде? А утром — в лучшем виде!
— Если останусь… — я заглянул в кружку и в два глотка допил ее содержимое. В голове зашумело, по телу растеклась приятная истома, — напьюсь. А напьюсь — могу здесь еще на пару дней задержаться. И всякие разговоры с постояльцами разговаривать начать. Оно тебе надо?
— Сейчас запрягут! — метнулся прочь сразу понявший, куда дует ветер, корчмарь. — Сам прослежу!
— Что насчет оплаты? — подошел я к занятому дочерью Марциусу.
— Клара, рассчитайся, — даже не обернувшись ко мне, распорядился тот.
Служанка выдала заранее заготовленные монетки; я не глядя ссыпал их в кошель и направился вслед за убежавшим хозяином.
Куда он умчался, кстати? Не мог слуг послать?
Поправил ремень сумки, вышел во двор и поежился от мигом прочистившей голову прохлады. Свежо. И дождик каплет. Может, и в самом деле утра подождать? Нет, надо, раз уж такая оказия подвернулась, догнать экзекутора, будь он неладен. Догнать и поговорить по душам. Да…
