Не имеющие ничего общего с индустрией изготовления париков в
просвещенной Европе.
Рыжий.
Белый.
Жгуче-черный.
Все три парика великолепны, роскошны. Все три парика кажутся
скальпами, снятыми с черепов топ-моделей, рекламирующих шампуни, с черепов
киноактрис, рекламирующих себя самих, с черепов участниц конкурса «Мисс Мира»,
которые заняли призовые места в номинации «купальники».
Вот откуда появились брюнетка, блондинка и рыжая – мне
стоило бы больше доверять словам сумасшедшей Ширли. Да и наконец-то
включившееся воображение рисует брюнетку в пончо из шерсти ламы (очки от
Армани), рыжеволосую femme fatal в черном шифоне и с красной розой на поясе
(очки от Джанфранко Ферре) и блондинку, затянутую в латекс (очки от
мотоциклетного шлема, шлем и мотоцикл «Kawasaki» прилагаются).
Таких вариантов возникает множество, и в каждом ни одна из
троих не повторит другую, вот Ширли и запуталась. Кем была Мерседес на самом
деле?
Гением переодевания?
Еще – и гением переодевания. Ко всему прочему.
Кофточка от Mariella Burani больше не волнует меня, пошла
она к черту!.. А следом за ней стоит убраться мне, и чем скорее, тем лучше:
богатство, заключенное в гардеробной, не может долго оставаться
невостребованным.
Но перед тем, как уйти, мне не мешало бы посетить туалет, от
всех переживаний сегодняшнего дня мочевой пузырь непомерно раздулся и переполнился
и теперь вряд ли так уж кардинально отличается от мочевого пузыря касатки
средней руки.
С облегчением задвинув дверь гардеробной, я нацеливаюсь на
ванную, где, по моим расчетам, должны находиться вполне исправный унитаз и
расколотое биде.
…С биде все оказывается в порядке, роль ванны с блеском
исполняет джакузи со множеством форсунок и задвигающимся стеклянным пологом, а
белоснежный кафель унитаза заставляет вспомнить об улыбке Слободана Вукотича.
Дно ванны пересохло, в ней нет ни капли влаги – так же, как нет ни капли влаги
в раковине; ее поверхность свободна от кремов, гелей, зубных паст, зубных щеток
и мыла, зато есть целый рулон туалетной бумаги в держателе.
И – зеркала.
В этом не было бы ничего странного, если бы зеркало было
одно. Но их восемь: два вмонтированы в потолок, еще два – на стене, к которой
примыкает джакузи, еще два – на стене напротив, еще одно – над раковиной, еще
одно – против унитаза: едва усевшись, я обнаруживаю в нем свою физиономию и
застывшее на ней выражение неземного блаженства. Да-а… Скрыться от своих
отражений в самой интимной части дома невозможно. К тому же все система зеркал
устроена так, что они замкнуты друг на друге и множат пространство внутри, одна
лже-Мерседес прямо на глазах превращается в восемь лже-Мерседес, а затем и в
шестнадцать, и тридцать две, и… и… и… фас-профиль, профиль – фас – три
четверти, и… и… и…
Эти зеркала – верный путь в психушку. Таков мой вердикт.
Я выбираюсь из ванной комнаты с плотно зажмуренными глазами,
а теперь – вон!.. Вон из этой странной квартиры, даже перспектива новой встречи
с пупсом, подвергшимся линчеванию на перилах пятого этажа, меня не остановит.
Вон!..
Рысью промчавшись по залу и выскочив в прихожую, я уже
готова взяться за ручку входной двери, когда меня останавливает телефонный
звонок. В пустых гулких комнатах безобидная, в общем, трель звучит как удар
бича, как серия следующих один за другим выстрелов, в них слышится угроза и
торжество: ты попалась, попалась!..
А вот и нет!
Сейчас я толкну дверь – и только меня и видели! Накось
выкуси, как сказали бы мои питерские друзья. Кажется, я проговариваю это вслух,
после чего следует сухой щелчок автоответчика. И женский голос – глубокий,
сильный (и кажется – когда-то мною слышанный) начинает речь, больше похожую на
тронную:
«Абла пура мьерда
[35]
, но черт с вами,
продолжайте. Только покороче, у вас есть ровно пятнадцать секунд. Время пошло».
«Мьерда» – дерьмо по-испански, вот и все, что я вынесла из
вступительной части. Куда запропастился чертов телефон? Идя на звук, я
обнаруживаю его стоящим прямо на полу, за диваном. На черном корпусе базы
мигает красная кнопка.
«Вы как всегда неподражаемы, Мерседес. Это Слободан, мы
сегодня виделись с вами…»
Слободан. Его голос слегка подрагивает, и даже телефонные
помехи не в силах пригасить дрожь, что это ему взбрело в голову звонить
Мерседес прямо домой? Полное нарушение субординации, более того – несусветная
наглость!.. И откуда он узнал номер телефона? Ах да, оттуда же, откуда он знает
адрес, – Слободан сам говорил мне, что привозил Мерседес какой-то пакет с
документами и позвонил снизу, а Мерседес… нет, не так – царственная Мерседес,
рыже-черно-белая Мерседес, Мерседес почти миф попросила… нет, не так – велела
ему бросить пакет в почтовый ящик.
Зачем он звонит?
Чтобы проверить – на месте ли Мерседес. И что его не обвела
вокруг пальца самозванка, только прикидывающаяся Мерседес. На его месте я бы
тоже призадумалась.
Спросить бы у Ширли, у которой собрана самая достоверная информация
о расах и национальностях, чего стоит ожидать от сербов. Впрочем, я и так в
курсе, что услышу в ответ: сербов чуть меньше, чем китайцев, они расползлись по
всей Европе, они сосредоточили в своих руках все канатные и монорельсовые
дороги, они монополизировали продажу новогодних фейерверков, они делают подкоп
под Монблан и уже перепилили ножовкой одну из несущих конструкций Эйфелевой
башни и – если и не едят кошек – то знают толк в их приготовлении.
Зачем он звонит?
Я могу выяснить это, если сниму трубку. Но если я сниму ее…
Слободан сразу же обнаружит полное несоответствие моего (самого обыкновенного)
голоса и того царственного, что произнес «абла пура мьерда».
У меня остается не больше трех секунд на принятие решения.
Прокашлявшись, я (не надо, не нужно, не стоит!) снимаю
трубку.
– Да! Слушаю! – Я стараюсь говорить тихо, с
несвойственными мне глуховатыми интонациями – как раз в стиле очков от
мотоциклетного шлема, как раз в стиле розы на шифоновом поясе.
– Мерседес?
– Да.
– Вас плохо слышно.
– Помехи на линии. Разве мы договаривались о звонке?
– Нет, но…
– Тогда в чем дело?
– Я просто хотел поблагодарить за то, что согласились
встретиться со мной.
– Вы уже благодарили. Что-то еще?
– Нет, но… Мы увидимся?
– Я ведь сказала, что сама вас найду.
– Я буду ждать.
– Всего хорошего, Слободан.
