– Еще ничего не известно, Сашa. Недоразумение может
разрешиться в любой момент. Я говорил, я объяснял… Я думал и сейчас думаю… что
обвинение несправедливо.
«Недоразумение» – Доминик имеет в виду убийство. Есть еще
один, не менее обтекаемый вариант: неприятности с Фрэнки. Лучше не озвучивать
то, что может вызвать в памяти огромную лужу крови под черной рубашкой Франсуа
Пеллетье.
– Спасибо, Доминик.
– Я верю, что ты невиновна.
– Спасибо, Доминик.
– Я сделаю все, чтобы это доказать.
– Спасибо, Доминик.
– Я… Я обязательно что-нибудь придумаю…
Придумки Доминика, ха-ха. Что может придумать трусливый
жирдяй, даже сейчас нервно косящий на наблюдающего за нашим свиданием
полицейского. Поджечь участок? Взорвать камеру? Вызволить меня силой?..
– Для начала пришей пуговицы на рубашке. Или попроси,
чтобы Фатима пришила их.
– О чем ты? – Доминик растерянно хлопает
ресницами, почему раньше я не замечала, что у него такие длинные ресницы?
Коровьи. Нет – воловьи.
– О чем? О твоей рубашке. Как там близнецы? Джамиль и
Джамаль?
– Джамиль разбил нос, а Джамаль разбил локоть.
– А Наби?
– У Наби вскрылся фурункул на правой руке.
– Кто же теперь готовит?
– Это не мешает ему готовить. Я купил четыре новых
доски для серфинга.
– Ты снова будешь рисовать?
– Не знаю… Подожду, пока ты вернешься. И мы вместе
решим…
– Вряд ли это случится скоро. Я не слишком тебя
подвела?
– Подвела? Почему ты должна была меня подвести?
– Ты давал приют женщине, незаконно находящейся на
территории Королевства Марокко. Это могло обернуться для тебя неприятностями.
– Пустяки.
– Я сказала, что ты ничего не знал. Можешь сказать то
же самое.
– Пустяки, Сашa. Все в порядке. Не стоит переживать.
– Хорошо… Там, в шкафу, в жестяной коробке, мои
фотографии. Пусть они побудут у тебя. И машинка. Portative. И сумка с вещами,
их не так много. И…
Голос мой срывается. Пятнадцать минут – слишком маленький
срок. Пятнадцать минут – ничто по сравнению с тремя годами, которые я провела
рядом с Домиником. И за все три года я не нашла для него ни одного теплого –
по-настоящему теплого – слова. А ведь я нежно привязана к Доминику. Так какого
же черта?..
– Пять минут! – гортанный голос охранника
неумолим. Для пущей убедительности он показывает растопыренную пятерню. –
У вас осталось пять минут.
…так какого же черта?! Доминик – единственное, что у меня
есть.
Жирдяй. Трусишка, на дух не переносящий исламских
фундаменталистов, русской мафии, глобального потепления, поломок кондиционера,
приливов, отливов, электромагнитных излучений от мобильников и микроволновок.
Гипотетическая жертва лифта-убийцы и вора-карманника. Художник, которому не
хватило смелости стать знаменитым. Владелец отеля, которому не хватило упорства
прибавить к двум гостиничным звездам хотя бы еще одну. Романтик, лысеющий со
лба. Потный, неуклюжий, вечно небритый, не внесенный в кроссворд Доминик -
единственное, что у меня есть.
В целом мире.
– Я не совершала убийства, Доминик.
– Я знаю.
– Ты веришь мне?
– Я верю.
– Меня просто подставили… Я не выживу здесь, Доминик.
– Я… Я вытащу тебя отсюда. Чего бы мне это ни стоило.
Обещаю. Ты веришь мне?
– Я верю.
Скулы Доминика обостряются – или я просто перестала замечать
складки кожи на щеках? И оторванные пуговицы на рубашке, и скрытый щетиной
второй подбородок.
– Я очень люблю тебя, Сашa. И я тебя не оставлю.
– Ты знаешь Ясина? Парня, который торгует рыбой на
пристани, рядом с рыбным рынком?
– Нет.
– Черт…
– Я найду его. Не думаю, что это сложно. Что должен
сделать я? Что должен сделать он?..
Я и сама не знаю, что должен сделать Ясин. Мысль о Ясине
посещала меня и раньше, но ни во что не оформлялась. Разве что в надпись на
стене: буквы, из которых сложено его имя, примыкают к буквам, из которых
сложены имена Хакима и Хасана. В моем кроссворде Ясин выглядит инородным телом
– только теперь, когда до окончания свидания остались считанные минуты и нервы
мои напряжены до предела, – только теперь я начинаю понимать почему.
Вещи и люди, которыми забита стена в моей камере, –
безусловны, одномерны, процарапаны одной линией. Даже покойный Фрэнки. Даже
Алекс Гринблат, Спаситель мира и знаменитый галерист. Ясин – другое дело. Ясин
оперирует символами, которые сам же и создает при помощи рыб, вытащенных из
океана. Его дурной глаз видит не то, что лежит на поверхности, а то, что скрыто
внутри: в толще воды, в глубине рыбьего брюха. Ни одна вещь, которую я приняла
из его рук, не была случайной. Ни бусина (темная, с зеленоватыми прожилками,
так похожая по цвету на чертовски красивые глаза Алекса), ни ключ, открывший
мне дверь к ночи со Спасителем мира, ни курительная трубка – до нее дело еще не
дошло, но когда-нибудь придет и ее час.
Ясин вбивает колышки, а точнее – расставляет вехи.
Следуя за ними, переходя от одной к другой, можно резко
изменить траекторию собственной жизни. Так было всегда, может, и на этот раз
сработает?..
– Купи у него рыбу.
– Какую? – Доминик растерян.
– Любую. Выбери сам. И скажи, что это для меня. Для мадам,
о которой ему приснился сон. С кошками, змеями и сломанными стрелами.
– Он должен вспомнить?
– Он вспомнит.
– А потом?
– Потом попроси его, чтобы он выпотрошил рыбу. Вспорол
ей живот.
– А потом?
– Потом возьми то, что он достанет из рыбьего живота.
– Что он должен достать?
– Не знаю. Но чертовски хочу узнать.
– Я должен передать то, что он достанет из рыбьего
живота, тебе?
– Хотелось бы… Трудно было получить свидание?
– Не стоит думать об этом, Сашa. Я сделаю все, как ты
сказала.
– Очень хочется курить.
– Разве ты куришь? – От удивления Доминик трясет
подбородком.
– Как оказалось. Вот если бы ты достал мне сигарет!
Хотя бы пачку.
– Я достану сигареты. Какие именно?
– Любые. Желательно с фильтром.
– С фильтром. Я понял.
