Смерть mr.Тилле – штучный товар.
С соответствующим ценником. И за половину стоимости,
указанной на нем, можно купить не только винтаж-костюм от Biba, но и
реанимировать сам модный дом. И запустить линию по пошиву курток для популяции
гималайских носатых обезьян.
Штучного товара, подобного смерти mr.Тилле, – целая
пробковая стена. Тех, кто получил пулю в голову, а до этого играл на бирже, или
бурил нефтяные скважины, или занимался фармацевтикой, или существовал на ренту
от виноградников, или скупал участки под строительство в сейсмически опасных
зонах. Изучать их жизнь, а тем более – смерть – в подробностях у меня нет
желания, одного mr.Тилле хватило с головой. Да и газетные вырезки, и журнальные
описания – не всегда на английском, и далеко не всегда – на французском. То,
что можно определить визуально: испанский – с перевернутыми вопросительными и
восклицательными знаками в начале предложений; иврит и иероглифы, для
расклейщика (фотоохотника, снайпера) границ не существует.
«Я убиваю меньшинство, которое убивает большинство», –
говорил мне Алекс, вот черт, нет же!.. Он говорил совсем другое: «Я манипулирую
меньшинством, которое манипулирует большинством». И убийства здесь совершенно
ни при чем.
Это стена так на меня повлияла. Стена и фотографии на ней.
Я совершенно разбита.
И это при том, что невостребованными остались лотки и
поддоны с папками. Сейф и компьютер. Прошло довольно много времени с тех пор,
как я оторвалась от него: теперь на экране монитора плавает заставка
Windows2000.
Ну хорошо. Последняя попытка.
Поглаживая левой рукой притихшего Сайруса, пальцами правой я
набираю на клавиатуре:
«Acapulco»
(именно там смерть настигла mr.Тилле, надеюсь, что слово
написано правильно) – никакого результата.
«Фабрициус». «Тилле», «Эверест» и «Джомолунгма», «Las
Brisas» (название отеля в Акапулько), «GTR-industry» (название концерна
mr.Тилле), – ничего, ничего, ничего!
Очевидно, смерть mr.Тилле не произвела должного впечатления
на человека, скрывающегося под именем «Merche – maravillosa!» и это – не та
пуля.
И это – не та голова.
– А у тебя какие варианты, Сайрус? – спрашиваю я у
кота.
Вариант, который устроил бы Сайруса, – миска с едой и
плошка с молоком, я напрасно мучаю бедное животное и себя заодно, пустые
хлопоты, мартышкин труд!.. В папках (я заглядываю в них лишь мельком) –
проспекты оружейных салонов с пометками «TOP SECRET» – красными, черными;
топографические планы каких-то строений, испещренные стрелками и цифрами;
панорамные снимки домов и пустынных улиц, следы маркера заметны и на них. Все
это лежит вперемешку с проспектами выставок, галерей, фестивалей и биеналле,
часто – заляпанными пятнами от еды и вина. Есть даже несколько обширных
каталогов, отпечатанных на хорошей мелованной бумаге – пятна на них смотрятся
особенно живописно. Похоже, современное искусство не вызывает должного почтения
не только у меня.
Надо бы ознакомиться с папками повнимательнее – может, тогда
удастся найти хоть что-то, что объясняет их нахождение в потайной комнате, я
займусь этим не сейчас, а…
А когда?
Я же собиралась убраться отсюда навсегда – еще когда
наткнулась на гардеробную, полную дорогих вещей. Потайная комната – не
гардеробная и заключает в себе гораздо больше опасностей, один арсенал чего
стоит, одна пробковая панель с фотографиями мертвецов! Невозможно поверить в
то, что это добро никому больше не понадобится. Останется невостребованным.
Человек, более искушенный, чем я, наверняка нарыл бы здесь
гору полезного материала, запустил бы механизм часовой бомбы, которая рванула
бы в самом неожиданном месте и похоронила бы под осколками самых неожиданных
людей.
Алекса Гринблата – наверняка.
Я думаю об этом совершенно отстраненно: Алекс остается для
меня тем, кем был раньше, – Спасителем мира с чертовски красивыми глазами.
Пастухом, выпасающим свой скот на полях, взятых в аренду у Бога. На подошвах
его ног – слой дорогой кожи (крокодиловой, змеиной, антилопьей), так что заноза
нашей с ним ночи вряд ли серьезно обеспокоила его. Это я не могу вытащить ее до
сих пор, а ему – наплевать. Но даже если абстрагироваться от дурацкой ночи, и
не думать о нем как о любовнике, и не думать о нем как о проповеднике… зачем
Алексу убивать серьезных и почтенных людей? Их легко можно представить
клиентами Алекса, скупающими псевдоконцептуальную трихомундию, которую господин
Гринблат выдает за шедевры современного искусства. Конечно, я неправа, и современное
искусство существует, как существуют по-настоящему серьезные произведения,
тогда тем более – зачем? Зачем пастуху резать скот, когда его можно просто
доить?
Не моего ума это дело.
Я не хочу думать об Алексе и не хочу думать о Мерседес, я не
хочу видеть снайперские винтовки и простреленные головы, я не хочу находиться в
этой проклятой квартире и еще больше не хочу, чтобы со мной произошло то же,
что и с mr.Тилле, и со всеми остальными. Хотя вряд ли моя смерть удостоится
двух строк в газетной рубрике «некролог», я принадлежу к большинству. К тем,
ради которых затеваются землетрясения, наводнения, засухи, цунами, эпидемии и
террористические акты.
Я не хочу думать обо всем этом, но все равно думаю. Алекс,
Мерседес, снайперские винтовки – отдельно, простреленные головы – отдельно.
Отдельно от всего, даже от своих имен. Это при жизни им посвящали журнальные
обложки, а смерть оказалась стыдливо упакованной в газетную бумагу.
Простреленную голову на журнальную обложку не поместишь.
Не моего ума это дело.
– И не твоего, Сайрус.
Кот больше не сидит у меня на руках.
Больше всего я боюсь, что он отправится в прихожую и начнет
орать прямо у входной двери – с требованием выпустить из западни.
– Понимаю, Сайрус… Ты настрадался, но скоро все
закончится. Совсем скоро, обещаю тебе.
«Совсем скоро» – я не обманываю Сайруса. Единственное, что
могло бы меня задержать, – сейф. Но замков на нем нет, только квадратная
панель с цифрами от 0 до 9. Это означает, что ключ Ясина мне не помощник: ведь
для того чтобы открыть дверцу сейфа, мне пришлось бы подобрать комбинацию цифр.
Код. Он может быть трехзначным, пятизначным, девятизначным, он может содержать
в себе сведения о дне рождения матери Мерседес или о дне, когда сама Мерседес
потеряла девственность. Он может содержать в себе сведения о дате высадки
союзнических войск в Нормандии, об октановом числе в бензине, очищенном от
примесей; о стоимости молочного коктейля в ближайшем баре или о стоимости
бутылки вина в одном из баров на острове Реюньон.
Он может содержать в себе все что угодно. Так же, как и
пароль к компьютеру «Merche – maravillosa!». Мне ни за что не открыть его.
Ни за что.
Помнится, Фрэнки говорил мне, что работал менеджером в фирме
по изготовлению металлических сейфов. Помнится, Слободан намекал, что секретов
в любой охранной системе для него не существует. Вот если бы Слободан был
здесь!.. Вот если бы Фрэнки здесь оказался!.. Но Фрэнки мертв, а Слободан… Я
искренне надеюсь, что никогда больше не увижу его.
