— И куда ты хочешь поехать?
— Я подумывал о юге Франции, но на это двух дней будет мало. Можем съездить в Глостершир. В Брэндон-Мэнор.
— Туда, где ты раньше работал?
— Да. Посмотришь своими глазами на отель, в котором я учился управлять персоналом и поджигать коньяк на заливном из Жаворонковых язычков.
— Я думала, там останавливаются одни миллионеры.
— Миллионеры и сотрудники группы отелей «Треугольник» — а я, как ты знаешь, один из них. Мне дадут большую скидку. Соглашайся, и я позвоню и узнаю, найдется ли у них свободный номер.
— Ты не оставляешь мне выбора.
— Да хотелось бы… Ну же, скажи «да».
Элеонор вздохнула и попыталась поразмыслить над его словами. Это, конечно, было искушение. Начинался май, и она чувствовала, что немного устала. Выходные за городом в покое и тишине пошли бы ей на пользу. Уже распускались листья на деревьях, зеленела на газонах травка, пели птицы. Хорошо бы, чтобы погода была теплая и светило солнце…
— Только если ты не будешь… — начала было она, но сразу осеклась.
Молоденькая секретарша, сидевшая в углу ее кабинета, стала торопливо засовывать письма в конверты, делая вид, что полностью поглощена этим занятием и ничего не слышит.
— Я хочу сказать, мы же едем не для того… — она снова остановилась.
— Нет, — после короткой паузы сказал Тони. — Мы едем не для того, чтобы говорить о свадьбе. Обручальные кольца, свадебные колокола и брачные клятвы на эти дни объявляются табу. Давай просто сбежим ото всех и насладимся обществом друг друга.
Элеонор улыбнулась.
— От такого предложения почти невозможно отказаться.
— Почти?
— Ладно, невозможно.
— Ты сможешь уйти с работы в пятницу в пять часов?
— Да, смогу.
— Уже с вещами, готовая ехать?
— Да. Я соберу вещи в четверг вечером и захвачу чемодан с собой на работу.
— А машина?
— Оставлю на подземной парковке.
Он сказал:
— Я тебя люблю.
— Тони, ты же обещал!
— Что именно? Я только сказал, что не буду уговаривать тебя выйти за меня замуж. А любовь, как мы недавно выяснили, вовсе не влечет за собой брак. — Она чувствовала, что он все равно улыбается. Поняла это по голосу. — Увидимся в пятницу.
Они уже почти приехали. Преодолели долгую дорогу, еле выбрались из города, стоявшего в пробках, потому что все стремились поскорее уехать на уикенд. После городской толчеи сельские виды ласкали взор. День был чудесный, безоблачный и теплый, и в воздухе уже ощущалась близость лета. В Лондоне натягивали тенты над террасами кафе, а в цветочных магазинчиках появились первые розы. За городом признаки приближающегося лета были другие, безыскусные: фруктовые сады в розовой пене цветов, форсайтия в палисадниках перед коттеджами, бархатистые нарциссы на клумбах. Деревеньки и фермы Котсуолда дремали в ласковых закатных лучах, буковые и дубовые рощи отбрасывали тень на домики из золотистого песчаника. Дорога вилась между ними; внезапно деревья расступились и их глазам открылся незабываемый вид на гигантскую долину Ивешем с холмами Малвер-хиллз, утопающими в туманной дымке на горизонте.
— Я готова ехать так дальше и дальше, до Уэльса и даже до самого океана, — сказала Элеонор.
— На самом деле мы почти приехали. Совсем скоро будет Брэндон. — Он немного притормозил, и машина покатила вниз с крутого склона холма, у подножия которого стояла деревенька, сверху казавшаяся совсем игрушечной. Они проехали по мостику над рекой, заросшей камышом, мимо заливных лугов, купы деревьев и оказались у флигеля привратника, за которым начиналась подъездная аллея. Она увидела белую изгородь, лошадей, пасущихся в парке. Вдалеке сверкало озеро, в стороне лежало небольшое, на девять лунок, поле для гольфа. За изгибом дороги их взглядам открылся старый дом: приземистый, солидный, с раскладкой на окнах и островерхой крышей, крытой темной черепицей.
— Как красиво! — воскликнула она.
— Я не стал расписывать его тебе заранее, опасаясь, чтобы ты не разочаровалась.
— Как долго ты здесь проработал?
— Примерно четыре года. Был помощником управляющего, иными словами — мальчиком на побегушках. Правда, всему, что я знаю о гостиничном бизнесе, я научился именно в этих старинных стенах.
— Дом давно используется как отель?
— Семья, которая им владела, продала его сразу после войны. Их единственный сын погиб, а других наследников не было. Бедняги, нелегко им пришлось. С тех пор здесь и находится отель. Сюда обожают приезжать американские туристы и новобрачные. Для них тут есть специальный номер. — Под колесами машины хрустнул гравий — они подъехали к гигантской каменной лестнице перед парадным входом. Тони заглушил мотор, отстегнул ремень и с улыбкой повернулся к Элеонор. — Но ты не беспокойся. Мы не собираемся селиться в нем.
— Я ничего такого и не думала.
— Хотя, на мой взгляд, это очень неплохая идея.
— Тони! — многозначительно произнесла Элеонор. — Ты обещал.
— Обещал не упоминать про номер для новобрачных?
— Обещал не упоминать ни о чем, даже отдаленно связанном со свадьбой.
— Место очень уж романтичное. Боюсь, это будет затруднительно.
— В таком случае тебе придется все три дня непрерывно играть в гольф.
— А ты будешь таскать за мной клюшки?
— Нет, я подыщу себе компанию — еще одну старую деву, и мы будем с ней вязать и болтать обо всем на свете.
Тони рассмеялся.
— У нас получится довольно оригинальный уикенд. — Внезапно он наклонился и поцеловал ее в губы. — Когда ты делаешь вид, что сердишься, я люблю тебя еще больше. А теперь пошли, хватит сидеть в машине. Узнаем, есть ли у них носильщик, который потащит наши сумки.
Они вылезли из машины и по усыпанному гравием двору подошли к парадному крыльцу, над которым нависала мрачноватая арка. Двойные застекленные двери вели в просторный холл с каменным полом. Стены были отделаны деревянными панелями, на верхние этажи вела строгая лестница в елизаветинском стиле. В гигантском камине полыхал огонь, дно камина устилал толстый ковер серой золы. Кроме потрескивания пламени да тиканья напольных часов не было слышно ни звука.
Под лестницей притаилась стойка администратора; за ней спиной к ним стоял мужчина в темном костюме и сортировал почту. Он не услышал, как они вошли, и оглянулся только когда Тони, подойдя к стойке по пушистому ковру, обратился к нему по имени.
— Алистер!
Застигнутый врасплох, мужчина повернул голову. На мгновение он от изумления лишился дара речи, а потом его лицо расплылось в недоверчивой, но одновременно восторженной улыбке.
