— Позволь, я тебе помогу. Сегодня в семь вечера из Сан-Антонио улетает самолет в Барселону. Оттуда есть прямой рейс в Лондон — к полуночи она будет дома. Я дам ей денег на дорогу. — Поскольку Джордж не отвечал, она продолжала: — Дорогой, не нужно все усложнять. Я совершенно права, и ты это знаешь. Ей незачем дольше здесь оставаться.
Селина сидела на конце пирса спиной к дому и болтала ногами в воде. Джордж спустился с террасы, ступил на прогибающийся дощатый настил; его шаги были отчетливо слышны, но Селина не повернула головы. Он окликнул ее; она не ответила. Подойдя, он присел рядом с ней на корточки.
— Послушай. Нам надо поговорить.
Селина отодвинулась, низко склонилась к воде; волосы с затылка упали на лицо.
— Селина, постарайся меня понять.
— Вы пока еще ничего не сказали.
— Ты можешь сегодня вечером улететь в Лондон. В семь часов есть самолет; ты будешь дома к полуночи или, самое позднее, завтра утром. Франсис сказала, что заплатит за твой билет...
— Вы хотите, чтобы я уехала?
— Дело не в том, хочу я или не хочу. Надо поступать разумно. Я бы ни за что не оставил тебя в своем доме, если б не обстоятельства... Давай посмотрим на вещи трезво: Кала Фуэрте не место для такой девочки, как ты; бедная Агнесса наверняка сходит с ума от тревоги, и у нее есть для этого все основания. Тебе действительно лучше уехать.
Селина вытащила из воды свои длинные ноги, подтянула колени к подбородку и крепко их обхватила, словно боялась рассыпаться на тысячу мелких кусков.
— Я тебя не гоню... ты должна принять решение сама...
— Твоя приятельница очень любезна.
— Она хочет тебе помочь.
— Если я сегодня вечером улетаю в Лондон, — сказала Селина, — у меня не так много времени.
— Я тебя отвезу в Сан-Антонио.
— Нет! — воскликнула Селина с поразившей Джорджа горячностью и впервые повернулась к нему лицом. — Не хочу. Пускай кто-нибудь другой отвезет! Рудольфо... или я возьму такси... или еще как-нибудь. Неужели никого нельзя найти?!
Джордж попытался не показать, что ему неприятно такое слышать.
— Разумеется, но...
— Не хочу, чтобы вы меня отвозили.
— Хорошо. В конце концов, это не имеет значения.
— А в Лондоне я прямо из аэропорта позвоню Агнессе. И возьму такси. Она будет меня ждать. Дома.
Прозвучало это так, словно ее уже здесь не было, и каждый из них остался в одиночестве. Она — одна в самолете, одна в Лондоне, в холодном Лондоне, потому что после Сан-Антонио в любом месте покажется очень холодно; одна в телефонной будке, из которой будет звонить Агнессе. Агнесса давно заснула, потому что уже середина ночи, и не сразу проснется. Телефон будет трезвонить в пустой квартире, Агнесса встанет, наденет халат и пошлепает к телефону, зажигая по дороге свет. А потом нальет в бутылку горячую воду, приготовит постель, поставит греться молоко.
Но он этого всего не увидит.
— Что ты собираешься делать? — спросил Джордж.
— Когда вернешься в Лондон, я имею в виду. Когда все это будет забыто...
— Не знаю.
— У тебя нет никаких планов?
Селина медленно покачала головой.
— Придумай что-нибудь, — мягко сказал Джордж.
— Что-нибудь интересное.
10
В конце концов решено было обратиться к Пепе, мужу Марии, и попросить его отвезти Селину в аэропорт. Пепе не был профессиональным таксистом, но, если подворачивался пассажир, выгребал из своей старенькой машины пучки соломы, куриный помет и остатки продуктов и подкидывал случайно попавшего в Кала Фуэрте путешественника, куда тот пожелает. Джордж сел в «ситроен» и отправился к Пепе, а Селина, оставшись в Каса Барко с Франсис и Пёрл, начала готовиться к отъезду.
Много времени у нее это не заняло. Она приняла душ, надела любовно выстиранные Хуанитой брюки Джорджа, полосатую рубашку и эспадрильо, которые купила в лавке Марии. Свое замечательное джерсовое платье она уже отдала Хуаните на тряпки, а крохотный купальник без труда поместился в сумке. Вот и все. Селина причесалась, бросила пальто на спинку стула и нехотя, не испытывая никакого желания беседовать с Франсис, вышла на террасу, где та снова разлеглась в шезлонге. Глаза ее были закрыты, но, услышав шаги, она их открыла и, повернув голову, проследила, как Селина усаживается на ограду террасы к ней лицом.
— Все упаковали? — спросила она.
— Да.
— Быстро.
— У меня ничего нет. Чемодан пропал. Его по ошибке отправили в Мадрид.
— Такое случается сплошь и рядом. — Франсис села и потянулась за пачкой сигарет. — Вы курите?
— Нет, спасибо.
Франсис закурила.
— Надеюсь, вы не подумали, что я лезу в чужие дела и выгоняю вас из такого чудесного места.
— Нет. Мне все равно пора возвращаться. И чем скорее я попаду домой, тем лучше.
— Вы живете в Лондоне?
— Да. — И, сделав над собой усилие, Селина добавила: — В Куинс Гейт.
— Прекрасный район. Как вам понравился Сан-Антонио?
— Было очень интересно, — сказала Селина.
— Вы думали, Джордж — ваш отец.
— Я думала, что он может быть моим отцом. Но ошиблась.
— Вы прочли его книгу?
— Пока еще нет. Прочту, когда вернусь домой. У меня будет много свободного времени. — И, помолчав, сказала: — Она пользовалась большим успехом.
— Н-да, — буркнула Франсис.
— Вам не нравится?
— Да нет, книжка хорошая. Свежая, оригинальная. — Франсис глубоко затянулась, стряхнула пепел на каменный пол террасы. — Но больше он ничего не напишет.
— Почему вы так считаете? — нахмурилась Селина.
— Чтобы засесть за вторую книгу, нужна внутренняя дисциплина, которой ему не хватает.
— Джорджу сказали, что у него творческий застой.
— Милочка, это я ему сказала, — расхохоталась Франсис.
— Даже если вы полагаете, что он не способен написать вторую книгу, зачем было говорить о застое?
— Да он был в депрессии, а я хотела его подбодрить, объяснить, что не у него одного такое бывает. Джорджу незачем писать. Денег у него достаточно, а писательский труд жутко выматывает. Игра не стоит свеч.
— Но он должен написать вторую книгу.
— Почему?
— Потому что обещал. Потому что издатель ждет. Потому что это нужно ему самому.
— Чепуха!
— Вы что, не хотите, чтобы он писал?
— Неважно, хочу или не хочу. Я просто высказываю свое мнение. Понимаете, детка, я — владелица художественной галереи. Мне все время приходится сталкиваться с людьми искусства... с их темпераментами, настроениями... Джорджа творческой личностью я не считаю.
