Вот ведь, он и не сказал, что ему мерещится, а она знает! Ви всегда обо всем догадывается.
— Ты позаботишься об Эди? Да, Ви? Ты не допустишь, чтобы что-то случилось?
— Конечно не допущу. Я устрою так, что мы с Эди будем видеться каждый день, и я буду следить, что там у них творится. Время от времени буду приглашать Лотти на чай, чтобы дать Эди какую-то передышку.
— А когда, ты думаешь, Лотти уедет?
— Не знаю. Когда ей станет получше. На это требуется время.
— Эди так было хорошо в ее домике, а теперь плохо. И спать ей приходится на раскладушке. Представляешь, у нее теперь даже спальни нет, это просто ужасно.
— Эди очень добрая, куда добрее нас всех. Она жертвует собой ради своей кузины.
Генри вспомнил об Аврааме и Исааке.
— Надеюсь, Лотти не принесет ее в жертву?
Ви рассмеялась.
— Чего только не приходит тебе в голову, Генри! Но не надо тебе засыпать с такими беспокойными мыслями насчет Эди. Подумай лучше о том, что завтра ты снова увидишь свою мамочку.
— Я так рад. — О маме, и правда, думать было приятнее. — Когда, ты считаешь, она приедет?
— У тебя ведь завтра очень занятой день, с утра ты идешь охотиться на хорьков с Вилли Снодди. Скорее всего, она приедет к чаю. Когда ты вернешься с охоты, мама уже будет здесь.
— Как ты думаешь, она привезет мне из Лондона подарок?
— Не сомневаюсь.
— Может, она и тебе привезет подарок.
— Ну, подарка я не жду. У меня ведь скоро день рождения, так что я свой подарок получу позднее. Твоя мама всегда мне дарит что-то очень хорошее, и я только тогда понимаю, как мне хотелось иметь именно эту вещь.
— А когда у тебя день рождения? — Генри и позабыл.
— Пятнадцатого сентября. Накануне бала у Стейнтонов.
— Ты устроишь пикник?
Ви всегда устраивала пикник на свой день рождения. Гости встречались у лесного озера, горел костер, жарились колбаски, а Ви привозила в огромной коробке именинный торт, и когда она начинала резать его на куски, гости стояли вокруг и пели «С днем рождения тебя! С днем рожденья!». Иногда это был шоколадный торт, иногда апельсиновый. В прошлом году был апельсиновый.
Генри вспомнился прошлый год. День был ненастный, дул ветер и то и дело припускал дождь, но веселье он не притушил. В прошлом году он подарил Ви картину, которую сам нарисовал фломастерами. Мама сделала к ней рамку и повесила на стену, как настоящую картину, а потом Ви повесила ее у себя в спальне. В этом году он подарит ей бутылку ревеневого вина, которую выиграл в лотерею на церковной ярмарке.
В этом году…
— В этом году я не приду к тебе на день рождения, — сказал Генри.
— Да, я знаю. Ты уедешь в школу.
— А ты не можешь устроить свой день рождения пораньше, чтобы я смог прийти?
— Ах, Генри, дни рождения не переносятся. Но без тебя, конечно, так весело не будет.
— Ты напишешь мне письмо? Расскажешь, как все прошло?
— Непременно напишу. А ты почаще пиши мне, мне интересно будет узнать, как ты там живешь.
— Я не хочу туда ехать, — сказал Генри.
— Ясно, не хочешь. Но твой отец считает, что ты должен ехать, а он всегда лучше знает, что нужно.
— Мамочка тоже не хочет, чтобы я ехал.
— Это потому, что она тебя очень любит. И очень будет по тебе скучать.
Ведь он в первый раз говорит с Ви о своем отъезде, подумал Генри. Он не хотел даже думать об этом, не то что обсуждать, и Ви тоже никогда о школе не поминала, но теперь, раз уж они заговорили об этом, Генри почувствовал облегчение. Он твердо знал: Ви он может рассказать о чем угодно, она никому ничего не передаст.
— Они ссорятся, — сказал он. — Не разговаривают друг с другом.
— Да, — сказала Ви. — Я знаю.
— Как ты узнала?
— Может, я и старая, но не глупая. А твой папа — мой сын. Матери много чего знают о своих сыновьях. И хорошего, и не очень. От этого они не перестают их любить, просто начинают лучше понимать жизнь.
— Но это ужасно, когда они злятся друг на друга!
— Да уж, ничего хорошего.
— Не хочу я ехать в эту школу, но еще хуже видеть, как они злятся. Я просто не могу этого выносить. У меня голова начинает болеть.
Ви вздохнула.
— Если ты хочешь знать, что я об этом думаю, Генри, я тебе скажу: я думаю, что оба они очень недальновидны и самолюбивы. Но я ничего не могу им сказать — это их дело. Матери не должны вмешиваться в дела молодых.
— В общем-то, я хочу завтра поехать домой, но… — глядя на Ви, Генри умолк, потому что не знал, что еще сказать.
Ви улыбнулась и взяла его руку. Когда она улыбалась, лицо ее бороздило множество морщинок. Рука у Ви была теплая, сухая и шероховатая, потому что она много работала в саду.
Она сказала:
— Знаешь, в одной старой пословице говорится: от разлуки любовь становится еще сильнее. Твои мама и папа разлучились на несколько дней, каждый остался наедине с собой, у каждого было время подумать. Уверена, они поняли, что оба неправы. Они ведь очень любят друг друга, а когда любишь кого-то, хочется быть с ним рядом, поверять все свои раздумья, радоваться вместе. Это так же важно, как дышать. Я уверена, твои мама и папа уже поняли это, и все будет так же хорошо, как прежде.
— Ты уверена, Ви?
— Да.
Бабушка говорила так спокойно и убежденно, что и Генри успокоился. И почувствовал невероятное облегчение. Словно огромная тяжесть спала с его плеч. И все уже казалось не таким страшным, даже неотвратимый отъезд из дома, разлука с родителями и Темплхолл… Самым страшным было бы знать, что его дом уже никогда не будет прежним. Успокоенный, полный благодарной любви к своей бабушке, он протянул к ней руки, и она наклонилась, а он обнял ее, крепко обхватил за шею и расцеловал в обе щеки. Откинувшись снова на подушку, он заметил, как у нее заблестели глаза.
— А теперь спать, — сказала Ви.
Его уже и так клонило ко сну. Он улегся поудобнее и сунул руку под подушку — за Му.
Ви засмеялась.
— Ты большой мальчик, тебе уже не нужен этот старый лоскут, — ласково поддразнила его она. — Ты умеешь печь «волшебные пирожки», складывать такие трудные картинки-загадки и помнишь так много названий полевых цветов. Мне кажется, ты сможешь теперь обходиться без Му.
Генри поморщился.
— Но только не сегодня, Ви.
— Ладно, не сегодня. Но, может, завтра?
— Может, завтра, — Генри зевнул.
Ви наклонилась и поцеловала его, потом поднялась с кровати. Еще раз скрипнули пружины.
