— А сегодня где ты собираешься ночевать?
Флора рассказала о «Шелбурне», о чемоданах, оставленных в вестибюле, пальмах в кадках и удушающей атмосфере.
— Я забыла, насколько там тоскливо. Но ничего, это всего на одну ночь.
В глазах Розы появилась холодная задумчивость. «Неужели я тоже могу так смотреть?» — подумала Флора. В сознании всплыло слово «расчетливо», но было поспешно прихлопнуто.
— Тебе незачем туда возвращаться, — сказала Роза. — Мы сейчас поужинаем, потом возьмем такси, заберем твои вещи и вернемся в квартиру Гарри. Ты сможешь там остаться, места хватит. И потом, если я улечу завтра в Грецию, мы не увидимся, а нам о стольном надо поговорить. У нас будет целая ночь. И вообще, ты можешь остаться в квартире и после моего отъезда. Пока не найдешь другое жилье.
— Но… — Флора поймала себя на том, что ищет возражения против этого заманчивого плана. — Если кто-нибудь будет против?
— А кто будет против? С портье я договорюсь. Гарри никогда ничего не запрещает мне. Что касается мамы… — Роза неожиданно рассмеялась. — Что бы она сказала, если бы увидела нас сейчас? Встретились, подружились. А твой отец, как ты думаешь, что бы сказал он?
Флора смутилась.
— Представить не могу.
— Ты расскажешь ему, что мы нашли друг друга?
— Не знаю. Возможно. Когда-нибудь.
— Жестоко, правда? — неожиданно задумчиво проговорила Роза. — Разделить близняшек. Это же половинки целого. Разделять их все равно что резать целое пополам.
— В таком случае они правильно сделали, что разделили нас еще в младенческом возрасте.
Роза прищурила глаза.
— Интересно, почему мама выбрала меня, а отец — тебя?
— Наверное, монету бросили, — небрежно сказала Флора.
Думать на эту тему было невыносимо.
— А если бы монета упала на другую сторону, изменилось бы что-нибудь?
— Несомненно изменилось бы.
Флора вспомнила свой дом в Корнуолле, пылающий камин зимним вечером, смолистый запах горящего дерева. Она вспомнила, как приходит ранняя весна, как пляшут солнечные зайчики на глади моря летом. Вспомнила графин с красным вином на деревянном столе и успокаивающие звуки бетховенской «Пасторали» со старой пластинки. А теперь этот дом согрет еще и любовью Марсии.
— Ты бы хотела, чтобы все было по-другому?
Флора улыбнулась.
— Нет.
Роза дотянулась до пепельницы и погасила сигарету.
— И я тоже, — сказала она. — Ничего не хотела бы менять.
Наступила пятница. После дождливого и пасмурного утра солнце наконец-то пробилось сквозь тучи, небо расчистилось, и Эдинбург засиял в ярком осеннем свете. На севере, за глубокой синевой залива Ферт-оф-Форт, виднелись холмы Файфа, безмятежно спокойные на фоне бледно-голубого неба. На противоположной стороне Принсесс-стрит клумбы пылали георгинами, за железной дорогой простирались вверх утесы, а над замком, казавшимся театральной декорацией, развевался флаг.
Энтони Армстронг вышел из офиса на Шарлот-сквер и замер, пораженный окружающей красотой. Чтобы уйти пораньше, пришлось перенести все дела на первую половину дня. Он не обедал и уж тем более не смотрел в окно, считая, что весь день будет таким же хмурым, как и утро.
Вообще-то, ему следовало поспешить, поскорее забрать свою машину и ехать в аэропорт, чтобы успеть на лондонский самолет и разыскать Розу. Но он стоял, завороженный неожиданным сиянием солнечного света, отражающегося в мокрых тротуарах, блеском медных листьев на деревьях в сквере и особенным запахом. Это был осенний запах — торфа, вереска и горных лугов. Его принес свежий ветер с холмов, не таких уж далеких. Стоя на тротуаре, с накинутым на плечи плащом и дорожной сумкой в руке, Энтони глубоко втягивал воздух, который напоминал ему о Фернриге и о Таппи. Это успокаивало. Помогало расслабиться и перестать волноваться.
Однако нельзя было терять время, поэтому он сел в машину, доехал до Тернхауса,
[3]
поставил автомобиль на стоянку и зарегистрировал билет у стойки. До вылета оставалось еще полчаса, так что Энтони поднялся в буфет съесть бутерброд и выпить стакан пива.
Благодаря частым деловым поездкам в Лондон бармен давно стал его старым знакомым.
— Давно не видел вас, сэр.
— Да, я не летал около месяца.
— Вам сэндвич с ветчиной или с яичницей?
— Дайте оба.
— Летите в Лондон?
— Да.
На лице бармена появилось понимающее выражение.
— Отдохнуть, на выходные?
— Возможно, я вернусь уже завтра. Смотря по обстоятельствам.
Бармен подвинул через стойку кружку пива.
— Говорят, в Лондоне чудесная погода.
— И здесь неплохая.
— Да, сегодня прояснело. Приятного полета.
Он вытер стойку и повернулся к следующему посетителю. Энтони взял пиво и тарелку с бутербродами, сел за столик у окна и закурил.
За окном за парапетом террасы виднелись холмы, обрывки облаков, развевающийся на ветру аэродромный флажок. Энтони был голоден. Пиво и бутерброды ждали. Но сидя здесь и глядя на тени облаков, проплывающих по испещренному лужицами летному полю, он забыл о голоде и позволил себе снова погрузиться в мысли о Розе.
Впрочем, это не потребовало никаких усилий с его стороны. О чем бы он ни думал, что бы ни делал, ни на секунду не забывал о ней.
Энтони сунул руку в карман пиджака и вынул письмо, как будто это действие могло разрешить дилемму. Он перечитывал это письмо много раз и знал его наизусть. Оно было без конверта по той простой причине, что пришло не само по себе, а в посылке, обернутое вокруг маленького футляра, в котором лежало кольцо с сапфиром и бриллиантами. Кольцо, которое Энтони вручил Розе четыре месяца назад, в ресторане отеля «Коннот».
Ужин подходил к концу, официант принес кофе, и тут как раз появился удобный момент. Энтони, словно фокусник, извлек из кармана небольшой футляр, открыл его, и свет заиграл на гранях драгоценных камней.
— Какая прелестная вещь, — проговорила Роза.
— Это тебе, — сказал Энтони.
Она посмотрела ему в глаза, недоверчиво, польщенно. Но в ее взгляде было что-то еще, чего Энтони так и не смог понять.
— Это обручальное кольцо. Я купил его сегодня утром. — Почему-то ему казалось важным, чтобы кольцо было в его руках в тот момент, когда он будет делать Розе предложение. Он как будто чувствовал, что необходим дополнительный, материальный аргумент. — Я думаю, нам надо пожениться, и надеюсь, что ты согласна.
— Энтони…
— Не говори с такой укоризной.