Роберт хладнокровно, будто никакой девушки тут вовсе не было, прошел — весь внимание — вместе с продолжавшим что-то говорить мистером Чики по ворсистому ковру к выходу. Стеклянная дверь отворилась и захлопнулась за ними, и их поглотил сумрак унылого утра.
— Это мистер Морроу? — спросила Эмма Литтон.
Пеги подняла голову.
— Да.
Эмма не привыкла чтобы ее игнорировали, ей стало не по себе. Жаль, что Маркус в Эдинбурге. Она скрестила ноги, потом снова поставила их прямо. Снаружи донесся шум отъезжающего такси, затем стеклянная дверь снова отворилась и Роберт Морроу вернулся в галерею. Он не произнес ни слова и, сунув руки в карманы, спокойно глядел на Эмму и на нагромождение вещей.
Она подумала, что никогда в жизни не встречала человека, который бы так мало походил на дилера, занимающегося продажей картин. Такое лицо больше подошло бы спортсмену, который только что возвратился из одиночного кругосветного плавания на парусной шлюпке, и ему помогли из нее выбраться, но он еще не совсем твердо стоит на ногах, да к тому же небрит; или альпинисту, смотрящему сквозь темные очки вниз с вершины впервые покоренного — им покоренного! — пика. Но в изысканный интерьер Галереи Бернстайна он совершенно не вписывался. Он был очень высокий, широкоплечий, длинноногий. И неожиданно — казалось, ему должна была бы подходить совсем другая одежда — в элегантном темно-сером костюме, подчеркивающем и ширину плеч, и длину его ног. В юности он, должно быть, был рыжим, но с годами волосы потемнели, стали рыжевато-коричневыми, а серые глаза на их фоне казались совсем светлыми. Широкие скулы и упрямая челюсть. И все же — Эмму это открытие позабавило — он был необычайно привлекателен.
Впрочем, Бен всегда говорил, что характер человека можно определить не по глазам, которые отражают его чувства, но их всегда можно скрыть, — а по рисунку рта. У этого мужчины рот был широкий, с выступающей нижней губой; сейчас его губы чуть подергивались — как видно, он изо всех сил старался не рассмеяться. Молчание становилось неловким. Эмма изобразила улыбку. Она сказала: «Привет!»
Роберт повернулся к Пеги за разъяснениями. Пеги с трудом прятала улыбку.
— Эта молодая леди хочет видеть мистера Бернстайна.
— Сожалею, но он в Эдинбурге, — сказал Роберт Морроу.
— Да, я знаю, мне уже сказали. Дело в том, что я хотела обналичить чек. — На лице Роберта отразилось еще большее недоумение, и Эмма решила, что пришло время все объяснить: — Я — Эмма Литтон, — сказала она. — Бен Литтон — мой отец.
Все разъяснилось.
— Но почему же вы сразу не сказали? Прошу прощения, мне и в голову не пришло. — Роберт шагнул вперед. — Здравствуйте…
Эмма поднялась с банкетки. Соломенная шляпа, лежавшая у нее на колене, спланировала на ковер и теперь распласталась там вдобавок ко всему беспорядку, что Эмма учинила в элегантно декорированном зале.
Они обменялись рукопожатием.
— Я… почему я должна была об этом объявлять? И мне ужасно неловко — эти чемоданы и сумки, но я шесть лет не была дома, вот столько всего и набралось.
— Да, вижу.
Эмма была смущена.
— Если можно, обналичьте мне чек, и я все это увезу. Мне нужно немного, только чтобы доехать до Порткерриса. Понимаете, я совсем забыла, что понадобятся английские фунты, когда уезжала из Парижа, а дорожные чеки у меня кончились.
Роберт нахмурился.
— Но как же вы добрались до нас? Я имею в виду, из аэропорта?
— Ах… — Она и забыла. — Повезло с попутчиком, добрый оказался человек — в Париже помог мне донести багаж до самолета и в Лондоне тоже помог, да еще дал мне взаймы фунт. Я должна буду ему отослать. Где-то тут у меня его адрес. — Она рассеянно пошарила в карманах и не нашла визитки. — Ладно, я ее куда-то сунула. — Эмма улыбнулась, надеясь смягчить мистера Морроу.
— И когда же вы отправляетесь в Порткеррис?
— Кажется, есть поезд в двенадцать тридцать.
Он взглянул на часы.
— Этот вы пропустили. Когда следующий?
Судя по озадаченному выражению лица Эммы, она не знала. В разговор мягко вмешалась Пеги.
— По-моему, в два тридцать, мистер Морроу, но я могу проверить.
— Да, пожалуйста, Пеги, проверьте. В два тридцать вам подходит?
— Да, конечно. Это неважно, в какое время я приеду.
— А отец ждет вас?
— Ну, я послала ему письмо, в котором сообщаю о своем приезде. Но это не означает, что он ждет меня…
Роберт улыбнулся.
— Понимаю. Ну хорошо… — Он снова взглянул на часы: было четверть первого. Пеги уже звонила, проверяя время отхода следующего поезда. Роберт перевел взгляд на багаж. Эмма наклонилась и подобрала с ковра шляпу, как будто это могло исправить положение. — Думаю, лучше всего будет убрать все эти вещи отсюда… давайте-ка сложим их в кабинете, и… Вы завтракали?
— Выпила кофе в Ле-Бурже.
— Если вы поедете в два тридцать, у меня есть время, чтобы угостить вас ланчем.
— О, не беспокойтесь!
— Нет никакого беспокойства. В любом случае я должен перекусить, и вы можете ко мне присоединиться. Пойдемте.
Он подхватил два чемодана и направился к кабинету. Эмма собрала все, что могла унести, и последовала за ним. Пейзаж с оленями все еще стоял на мольберте, она тут же его узнала.
— Это картина Бена.
— Да, и я только что ее продал…
— Низенькому человеку в плаще? Чудный пейзаж, не правда ли? — Она обрадовалась, что можно перевести разговор на что-то другое, и продолжала, когда Роберт принес остатки ее багажа: — Почему он написал его на джутовой ткани?
— Об этом вам лучше спросить у него самого сегодня вечером.
Она повернулась к Роберту.
— Вам не кажется, что здесь есть влияние японской школы?
— Как жаль, что мне не пришло в голову сказать это мистеру Чики. Вы готовы?
Он взял с подставки огромный черный зонт, пропустил Эмму впереди себя в дверь, и, оставив Пеги на ее посту в галерее, где был восстановлен обычный покой и порядок, они вышли под дождь и под черным зонтом стали прокладывать себе дорогу в обычном в этот час потоке лондонцев на Кент-стрит.
Он привел ее к Марчелло, где всегда завтракал, если не требовалось повести в более солидный ресторан какого-то важного клиента и расходы шли за счет галереи. Ресторанчик итальянца Марчелло помещался в двух кварталах от галереи, и для Маркуса или Роберта, или для них обоих, когда они, случалось, могли позавтракать вместе, всегда был зарезервирован здесь столик. Скромный столик в спокойном уголке, однако сегодня, когда Роберт и Эмма поднялись по лестнице, Марчелло, бросив взгляд на Эмму в зеленом брючном костюме, с роскошной гривой волос, предложил им столик у окна.
