Глава 8
Когда я утром спустилась в гостиную, бабушка уже сидела за обеденным столом. Когда я поцеловала ее, она сообщила:
– Синклер уехал в Лондон.
– Откуда ты знаешь?
– Он оставил письмо в холле. – Бабушка вынула из стопки корреспонденции один листок и протянула мне. Письмо было начертано на дорогой бумаге с филигранным знаком «Элви». Почерк Синклера оказался под стать его характеру – такой же четкий и решительный.
«Я ужасно виноват перед тобой, но мне срочно нужно съездить на юг. Буду дома в понедельник вечером или во вторник утром. Береги себя, пока меня не будет, и избегай неприятностей.
С любовью Синклер».
Когда я положила на стол эту короткую записку, бабушка заметила:
– В половине первого ночи зазвонил телефон. Ты слышала?
Чтобы не смотреть в ее проницательные глаза, я отошла и налила себе кофе.
– Да, слышала.
– Я хотела взять трубку, но звонили наверняка Синклеру, и не стала подходить.
– Да... – Я вернулась к столу с полной чашкой. – Он... он часто так поступает?
– О, случается. – Бабушка принялась разбирать счета. Мне показалось, что в душе она переживает не меньше, чем я. – У Синклера очень насыщенная жизнь, и потом, эта его работа... она отнимает у него много времени. Лучше бы сидел в конторе с девяти до пяти.
– Ну конечно. – Кофе оказался горячим и крепким, и мое оцепенение немного спало. Осмелев, я добавила: – Но может, звонила его подруга?
Бабушка вскинула голову, но только пожала плечами:
– Да, не исключено.
Я положила руки на стол и с беспечным видом продолжала:
– Я думаю, у него их полным-полно. Более красивого парня в жизни не встречала. Он часто приводит девушек домой? Ты их не видела?
– Случалось, когда я бывала в Лондоне... например, если мы вместе обедали, ходили в театр или куда-нибудь еще.
– Скажи, он ни на ком не собирается жениться?
– Откуда мне знать? – Ее голос прозвучал холодно, почти отрешенно. – В Лондоне он ведет совершенно другую жизнь... Не то что здесь. «Элви» для Синклера вроде дома отдыха... он просто бездельничает. Мне кажется, он с удовольствием отдыхает от всех этих вечеринок и приемов.
– Значит, он пока ни на кого не положил глаз? Не нашел ту, которая тебе нравится?
Бабушка отложила в сторону бумаги.
– Есть одна. – Она сняла очки и задумчиво поглядела в окно – туда, где за садом искрилось голубое спокойное озеро и сияло солнце, предвещавшее еще один восхитительный осенний день. – Он встретил ее в Швейцарии, где катался на лыжах. Думаю, когда они вернулись в Лондон, то часто встречались.
– Катался на лыжах? – переспросила я. – Это ее фотографию ты мне присылала?
– Фотографию? Ну да... Это было под Новый год, в Зерманне. Кажется, она участвовала в каких-то соревнованиях, чуть ли не международных...
– Она, должно быть, хорошо катается.
– О да. Она очень знаменитая.
– Ты видела ее?
– Да. Синклер пришел с ней в «Коннот» пообедать, а я в то лето жила в Лондоне... Прелестная девушка.
Я взяла тост и принялась намазывать его маслом.
– А как ее зовут?
– Тесса Фарадей... Ты наверняка слышала о ней.
О ней я действительно слышала, только не в том смысле, в каком думала бабушка. Я посмотрела на аппетитный бутерброд и вдруг почувствовала, что меня тошнит.
После завтрака я поднялась к себе, достала папку с фотографиями и вытащила ту, о которой упоминала бабушка. На этом снимке Синклер стоит в обнимку с хорошенькой спутницей, которую я спрятала, прикрыв другими фотографиями.
Но теперь меня интересовала только Тереза. Я увидела смеющуюся стройную девушку с темными глазами и пышными волосами, перехваченными повязкой. В маленьких ушках сверкали массивные золотые кольца. Ей очень шел бархатный брючный костюм, украшенный вышивкой. Тереза доверчиво прижималась к Синклеру. Они буквально утопали в разноцветном конфетти и серпантине. Судя по фотографии, девушка была без ума от Синклера, и, когда я вспоминала несчастный голос в телефонной трубке, мне стало страшно за нее.
Тот факт, что Синклер помчался на юг, вероятнее всего к Терезе, по идее, должен был меня успокоить, но этого не произошло. Кузен уехал так поспешно, не поставив в известность ни бабушку, ни меня... Невольно я вспомнила, как цинично он отозвался о Гибсоне, когда обсуждали с бабушкой судьбу старого егеря, и все же я тогда подсознательно искала предлог для оправдания Синклера.
Но теперь ситуация усложнилась, и я была обязана взглянуть правде в лицо. Сознание сразу подсказало нужное слово – «безжалостный». К простым людям Синклер относится без всякой жалости, но, переживая за бедную незнакомую девушку, я очень надеялась, что он хотя бы сейчас проявит сострадание.
Мои невеселые размышления прервал раздавшийся из холла голос бабушки:
– Джейн!
Я поспешно закрыла папку, положила ее на туалетный столик и выскочила на лестничную площадку.
– Да?
– Какие у тебя на сегодня планы?
Спустившись на несколько ступенек вниз, я ответила:
– Хочу прогуляться по магазинам. Если не куплю свитер, то умру от холода.
– А куда ты собираешься пойти?
– В Кепл-Бридж.
– Дорогая, в Кепл-Бридж ты ничего не купишь.
– Думаю, какой-нибудь свитер там найдется.
– Мне надо ехать в Инвернесс на заседание правления больницы. Могу захватить тебя с собой.
– Не беспокойся, Дэвид Стюарт поможет мне. Я отдала ему отцовские доллары, чтобы он их обменял. Потом, он обещал угостить меня ленчем.
– О, очень мило с его стороны... но как ты доберешься до Кепл-Бридж?
– Сяду на автобус. Миссис Ламли говорит, что он останавливается у нас каждый час.
– Ну, как знаешь, – с сомнением в голосе сдалась бабушка. Опершись одной рукой о перила, она сняла очки и внимательно взглянула на меня из-под нахмуренных тонко изогнутых бровей. – У тебя усталый вид, Джейн. Вчерашний поход да еще перелет явно сказались на тебе.
– Не совсем. Поход мне понравился.
– Я должна была попросить Синклера, чтобы он отложил его на денек-другой.
– Но день выдался такой чудесный!
– Пожалуй, ты права... Постой, за завтраком ты почти ничего не ела!
– Утром я всегда мало ем, честное слово.
– Не отказывайся от угощения Дэвида... – Бабушка повернулась к двери, но внезапно остановилась и спросила: – Джейн, коли ты собралась за покупками, давай я их оплачу? Тебе и в самом деле надо приобрести что-то теплое.
