— Не перегружайтесь. Оставьте мне часть корзин, я привезу.
— Хорошо.
В Тременхире он проехал через арку и припарковался во дворе. Друзилла с Джошуа играли в мяч. Малыш гонялся за мячом на четвереньках, поскольку еще не освоил искусство ходьбы. На нем была одна только грязная нижняя рубашка. Когда они вышли из машины, он сел на свою толстую смуглую попку и стал за ними наблюдать.
— Хорошо отдохнули? — спросила Друзилла.
— Изумительно, — ответила Ева. — А вы чем занимались?
— Ходили в сад, я искупала Джоша под шлангом. Надеюсь, вы не против.
— Замечательно. Ему понравилось?
— Он подумал, я с ним забавляюсь. Так хохотал, еле успокоился.
Они отнесли корзины на кухню. После уличной жары здесь было прохладно, как в раю.
— Я, пожалуй, сбегаю наверх, посмотрю, как Люси, выведу ее ненадолго в сад.
— Слава богу, что мы не взяли ее с собой, — сказала Ева. — Она бы там изжарилась.
Лора побежала по черной лестнице на верхний этаж, а Ева принялась разбирать корзину с остатками обеда. «Это всегда неприятная работа, — подумала она, — и чем скорее ее сделать, тем лучше». Пока она возилась, Джеральд занес на кухню корзину с винными бутылками и термосом для кофе.
Ева улыбнулась мужу.
— Дорогой, это так здорово, что ты поехал с нами. Без тебя пикник не получился бы. Оставь это и иди освежись. Я знаю, тебе не терпится залезть под душ.
— Как ты догадалась?
— Ты весь потный, видно, что изнываешь от жары. Я сама тут все сделаю, это недолго. Всю грязную посуду сложу в посудомойку и…
— Ева.
Это сверху кричала Лора.
— Ева!
Услышав панику в ее голосе, пронзительном, как крик о помощи, они переглянулись, предчувствуя недоброе. Потом разом побросали все свои дела и кинулись к лестнице. Ева, пробежав по коридору, первой влетела в открытую дверь спальни Лоры. Та стояла посреди комнаты с Люси на руках. Маленькая миска, в которую Лора перед отъездом налила молока, была пуста. Судя по всему, Люси выбралась из корзины и пыталась добраться до двери: весь ковер был заляпан лужицами рвотной массы. В спальне стоял кислый тошнотворный запах.
— Лора.
Обмякшее тельце собачки было как-то странно неподвижно, ее обычно шелковистая шерстка стояла дыбом, задние лапы трогательно повисли. Глаза открыты, но взгляд пустой, стеклянный; на мордочке застыл страдальческий оскал.
Было совершенно очевидно, что Люси мертва.
— Лора. О Лора. — Ева порывалась обнять ее, прикоснуться к ней, утешить, но ничего этого не сделала. Не решилась. Просто положила ладонь на головку Люси. — Наверно, она была более серьезно больна, чем мы думали. Бедняжка… — Ева заплакала, ненавидя себя за то, что не может сдержать слез. Какое горе, какой ужас! — О Джеральд.
Лора не плакала. Она медленно переводила взгляд с Евы на Джеральда. Он видел, что ее темные глаза пусты от горя и отчаяния.
— Мне нужен Алек, — проронила она через некоторое время.
Джеральд подошел к ней, осторожно разжал ее пальцы, вцепившиеся в тельце собачки, забрал у нее Люси. Прижимая к груди бездыханную Люси, он покинул женщин и комнату, спустился на кухню. Нашел картонную коробку из-под продуктов, бережно положил в нее маленькое тельце, закрыл крышкой. Коробку он снес в сарай, поставил ее там на пол и вышел, закрыв за собой дверь. Позже он выкопает могилу и похоронит Люси в саду. А сейчас у него более неотложные дела.
Все крайне осложнялось тем, что была суббота. В итоге в справочной он узнал домашний телефон начальника Алека в «Сэндберг Харперз», позвонил ему. К счастью, этот высокопоставленный господин оказался дома. Джеральд изложил ему обстоятельства своего затруднительного положения, и тот дал ему телефон в Нью-Йорке, по которому можно было связаться с Алеком.
Половина седьмого вечера. В Нью-Йорке — половина второго. Джеральд позвонил на коммутатор, попросил соединить его с нью-йоркским номером и в ответ услышал, что в данный момент это невозможно, но если он соизволит немного подождать, ему перезвонят. Он сел у телефона и стал ждать.
Пришла Ева. Она искала его. Он поднял голову, когда она появилась в его кабинете.
— Как Лора?
— Плохо. Никак не может оправиться от потрясения. Она не плакала, просто вдруг задрожала, затряслась. Я уложила ее в постель, укрыла электроодеялом. Дала ей снотворное. Больше не знала, что делать.
Ева подошла к нему, он ее обнял. Какое-то время они молчали, утешая друг друга без слов. Потом она отстранилась, отошла к его большому креслу, села. «Вид у нее бесконечно усталый», — подумал он.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Жду, когда меня соединят с Алеком. Я позвонил в Нью-Йорк.
Она посмотрела на часы.
— Который там час?
— Половина второго.
— Он будет на месте?
— Надеюсь.
— Что ты ему скажешь?
— Скажу, чтоб первым же самолетом вылетал домой.
Ева нахмурилась.
— Скажешь ему, чтоб возвращался домой? Но Алек…
— Он должен приехать. Все слишком серьезно.
— Не понимаю.
— Я не хотел тебе говорить. Было еще одно письмо. И Люси умерла не естественной смертью. Ее отравили.
8
Роскенуин
Светало. Воскресное утро. Огромный лайнер вынырнул из облаков, плывущих над Лондоном, сделал один круг, скорректировал курс захода на посадку и через несколько минут безупречно приземлился в Хитроу.
Дома.
Алек Хаверсток лишь с одной небольшой сумкой быстро прошел иммиграционный и таможенный контроль, вышел в зал прилета, оттуда — на улицу, в серую влажную прохладу английского летнего утра.
Огляделся, высматривая свою машину, нашел ее. Темно-красный БМВ. Рядом стоял Роджерсон, работавший водителем в его компании. Роджерсон всегда строго соблюдал формальности, и, хотя это было воскресенье, его официальный выходной, он прибыл в аэропорт при полном параде: форменная фуражка, кожаные перчатки и прочее.
— Доброе утро, мистер Хаверсток. Как долетели?
— Спасибо, отлично. — Хотя он в самолете глаз не сомкнул. — Спасибо, что пригнал автомобиль.
— Не стоит благодарности, сэр. — Он взял у Алека сумку, поставил ее в багажник. — Бензобак полный, вам не придется делать остановку в пути.
— А как ты доберешься в город?
— На метро, сэр.
— Извини, что пришлось побеспокоить тебя в воскресенье. Я тебе очень признателен.
— Всегда готов, сэр. — Банкнота в пять фунтов, которой отблагодарил его Алек, мгновенно исчезла в его руке, одетой в перчатку. — Большое спасибо, сэр.
