Достижение невозможного, быть может, потребует немного больше времени.
— Ивэн.
Он услышал, как наверху в ванну льется вода, с бульканьем стекая по стоку. Ивэн на полную мощь включил радио, из которого теперь гремела веселая танцевальная музыка.
Входная дверь открывалась прямо в кухню-гостиную, занимавшую весь нижний этаж дома. В середине находился стол; удобные кресла стояли перед печкой, которую топили дровами. Почти вся обстановка в комнате принадлежала Джеральду, хотя Ивэн добавил несколько своих вещей: сине-белый фарфоровый сервиз в кухонном шкафу, несколько картин, оригами в виде розово-красной бумажной птицы, свисающей с потолка. Деревянная лестница без перил наподобие судового трапа вела на верхний этаж, где на месте бывшего сеновала теперь размещались две маленькие спальни и ванная. Джеральд подошел к лестнице и снова крикнул:
— Ивэн.
Радио внезапно умолкло, вода перестала булькать. В следующее мгновение на верхней площадке лестницы появился Ивэн — вокруг пояса обмотано небольшое полотенце, мокрые волосы стоят дыбом.
— Джеральд. Извини, не слышал тебя.
— Ничего удивительного. Нужно поговорить.
— Конечно. Располагайся, я сейчас. На улице так сыро и противно, что я решил затопить печь. Надеюсь, огонь не погас. Налей себе чего-нибудь. Ты знаешь, где напитки.
Ивэн исчез. Было слышно, как он ходит над головой. Джеральд проверил печь: огонь горел. От черных железных стенок уже исходило слабое тепло. В шкафу над раковиной он нашел бутылку виски «Хейг», налил немного в бокал, разбавил водой из-под крана. С бокалом в руке стал расхаживать взад-вперед по комнате. Мерил шагами квартердек, как любила выражаться Ева. Но, по крайней мере, он был хоть чем-то занят.
Ева. «Мы никому не скажем», — договорились они между собой. «О, Джеральд, — умоляла его Ева, — об этом никто не должен знать».
Теперь он собирался нарушить данное слово, потому что Ивэна, он знал, следовало поставить в известность.
Его пасынок стремительно сбежал с лестницы, как заправский моряк. Мокрые волосы прилизаны назад, синие джинсы, темно-синий свитер.
— Извини, что заставил ждать. Налил себе? Печь топится?
— Да, горит.
— Невероятно, как быстро похолодало. — Ивэн тоже стал наливать себе виски. — На другом побережье еще настоящее лето, на небе ни облачка.
— Значит, у тебя хороший был день?
— Идеальный. А у вас? Чем вы с Евой занимались?
— А у нас день выдался не очень хороший. Поэтому я и пришел.
Ивэн, держа в руке бокал, наполовину наполненный неразбавленным виски, мгновенно повернулся.
— Разбавь виски водой, а потом сядем и я тебе все объясню.
Их взгляды встретились. Джеральд не улыбался. Ивэн открыл кран, долил в бокал воды. Они сели лицом друг к другу в креслах у печки, между которыми лежал коврик из овчины.
— Выкладывай.
Джеральд спокойно поведал ему о том, что случилось утром. Про то, как Сильвия позвонила им и рыдала в трубку. Как они сразу поехали к ней. Сообщил про письмо.
— Что за письмо?
— Анонимное.
— Ан… — Ивэн открыл рот от удивления. — Анонимное письмо? Шутишь?
— К сожалению, нет.
— Но от кого? Кому понадобилось писать Сильвии анонимное письмо?
— Мы не знаем.
— Где оно?
— У нее. Я сказал, чтобы она его сохранила.
— И что в нем?
— В нем сказано… — Как только они вернулись домой, Джеральд, чтобы не забыть текст письма, слово в слово записал его аккуратным почерком на последней странице своей записной книжки. Теперь, надев очки, он извлек блокнот из нагрудного кармана, открыл его и прочитал вслух: — «Ты гуляла с другими мужчинами, потому твой муж и запил. Ты убила его. Бесстыдница».
Он читал громко, четко, как барристер в суде, излагающий частные подробности грязного дела о разводе. Лживые злобные слова, произносимые его тихим голосом, звучали бесстрастно. Но все равно чувствовалось, что в них яд.
— Какая мерзость.
— Да.
— От руки написано?
— Нет, классическим способом: буквы вырезаны из газетных заголовков и наклеены на листок писчей бумаги. Детской писчей бумаги. Адрес на конверте напечатан резиновыми штампами… Знаешь, есть такие. Штемпель местного почтового отделения, вчерашняя дата.
— Она догадывается, кто бы мог его прислать?
— А ты?
Ивэн рассмеялся.
— Бог мой, Джеральд, надеюсь, ты не думаешь, что это я!
Джеральд не подхватил его смех.
— Нет. Мы подозреваем Мэй.
— Мэй?
— Да, Мэй. По словам Сильвии, Мэй терпеть ее не может. Мэй фанатично настроена против употребления спиртного. Ты все это знаешь не хуже меня…
— Да, но чтобы Мэй написала такое… Не может быть. — Ивэн встал и принялся расхаживать по комнате, как несколько минут назад это делал Джеральд.
— Мэй — старая женщина, Ивэн. В последние месяцы ее поведение с каждым днем становится все более странным. Ева подозревает, что она выживает из ума, и я склонен с ней согласиться.
— Но ведь это так на нее непохоже. Я знаю Мэй. Может, Сильвия ей и не нравится, но в глубине души она жалеет ее. Я знаю, порой Мэй может довести до бешенства, но она никогда ни на кого не таила злобы или обиды. В ней никогда не было коварства. На такое способна только форменная сволочь.
— Да, но с другой стороны, она всегда придерживалась пуританских взглядов. И не только в отношении выпивки — нравственного поведения в целом.
— Это ты о чем?
— «Ты гуляла с другими мужчинами». Может быть, она думает, что Сильвия неразборчива в связях.
— Может, и неразборчива. Была. Но Мэй-то от этого вреда никакого.
— Да, но, может быть, Мэй решила, что она заигрывает с тобой.
Ивэн резко повернулся, словно Джеральд его ударил. Потрясенный, он смотрел на отчима; немигающий взгляд его голубых глаз сверкал негодованием.
— Со мной? Кто это выдумал?
— Никто ничего не выдумывал. Просто Сильвия — привлекательная женщина. Она часто бывает в Тременхире. Сказала нам, что ты подвозил ее на какую-то вечеринку…
— Да, подвозил. Зачем было гонять две машины? А что в этом зазорного?
— И что иногда, когда нас нет дома, ты приглашаешь ее сюда на бокал вина или на ужин.
— Джеральд, Сильвия — подруга Евы. Ева опекает ее. Если Евы нет дома, я приглашаю ее сюда.
— Сильвия думает, что Мэй следила за вами из своего окна и что-то ей не понравилось.
