— Я же говорю: ночным поездом, в семь утра.
— И никто тебя не встречал.
Он поискал по сторонам, где бы присесть, облюбовал дряхлое кресло, передвинул его по ковру поближе к огню и устало в него опустился.
— И как ты поступил?
— Звонить домой, чтобы просить забрать меня на машине, было несколько рановато, а на такси я пожалел денег, так что пришлось оставить вещи на вокзале и направиться прямиком в папчиков клуб, где я молотил в дверь, пока меня не впустили.
— Я не знала, что ты тоже член этого клуба.
— Да я и не член, но меня там знают. Я наплел им какого-то душещипательного вздора, и они разжалобились. А услышав рассказ о том, что я провел два дня в пути, изнемог и покрылся коркой грязи, даже разрешили воспользоваться ванной, и я целый час отмокал в горячей воде, а потом одна сердобольная леди накормила меня завтраком.
— Эдвард, ну ты и смельчак! — изумилась она.
— Я подумал, это может сойти за неплохой анекдот. Завтрак был превосходный: яичница с ветчиной, сосиски и горячий-прегорячий чай. И, клянусь небом, как раз когда я заканчивал грандиозное пиршество, — а у меня перед тем двенадцать часов маковой росинки во рту не было, — как ты думаешь, кого я увидел перед собой?.. Папчика!
— И он был изумлен не меньше моего?
— Вроде того.
— У тебя просто нет сердца, ведь с ним же мог случиться удар!
— О, не говори глупостей. Он был страшно рад меня видеть, только и всего. Он сел, мы вместе выпили еще чаю, и он сказал мне, что ты приехала с ним за подарками к Рождеству и что вы встречаетесь тут в половине первого. Вот я и пошел тебя искать, хотел поторопить.
— Как ты догадался, что я в «Медуэйз»?
— Просто тебя больше нигде не было, и я в конце концов пришел туда. И нашел тебя там, — усмехнулся он.
Джудит растрогалась, представив, как он бродил в такую ужасную погоду по Пензансу и искал ее, сердце ее отозвалось приливом теплой, нежной благодарности.
— Ты мог просто сидеть в уютном кресле в клубе и читать газету,
— У меня не было охоты сидеть ни в клубе, ни где-нибудь еще. Я насиделся в душных поездах. Теперь рассказывай, как ты…
Но прежде чем она успела что-нибудь сказать, вернулся старик официант, неся на подносе кофейники, чашки с блюдцами и тарелку с двумя на удивление маленькими печеньями. Эдвард опять пошарил в кармане штанов, вытащил оттуда горсть монет и заплатил.
— Спасибо, сэр.
Когда он ушел, Джудит опустилась коленями на потертый коврик перед камином и разлила кофе по чашкам. Кофе был черный и со странноватым запахом, но действительно горячий.
— Чем ты занималась все это время? — расспрашивал ее Эдвард.
— Ничем особенным. Училась.
— Боже, я тебе сочувствую. Но не горюй, скоро школе конец, и ты будешь удивляться, как могла все это выносить. А Нанчерроу?
— Стоит пока.
— Глупышка, я спрашиваю: что там творится. Кто дома?
— Я полагаю, что все. Теперь, когда ты приехал.
— А друзья и родственники?
— Приехали Пирсоны из Лондона. Вчера вечером.
— Джейн и Алистер? Отлично, они стоящие гости.
— А их дети с няней прибудут, кажется, сегодня вечерним поездом.
— Ну, что же, каждый из нас должен безропотно нести свой крест!
— И Томми Мортимер обещал быть, но когда именно — не знаю.
— Он неминуем, как судьба. — Эдвард протянул, копируя медоточивый голос Томми: — «Диана, голубушка, капельку мартини?»
— О, да будет тебе, ты преувеличиваешь.
— Да я, в общем, даже люблю этого старого чудака. Афина привезла какого-нибудь томного воздыхателя?
— На сей раз нет.
— Одно это уже повод для веселья. Как поживает тетя Лавиния?
— Я еще не виделась с ней. Сама только вчера приехала из «Святой Урсулы». Но я знаю, что она будет на рождественском ужине.
— Она будет как королева в своем платье из черного бархата… наша милая старушка. — Он отпил из чашки и скривился. — Господи, какая гадость!
— Расскажи про Арозу.
Жалобно звякнула чашка, когда он резко, решительно поставил ее обратно; ясно было, что больше он к этому кофе не притронется.
— Ароза — это потрясающе! Все подъемники для горнолыжников были в исправности, и народу не так много. Фантастический снег, и весь день светит солнце. Мы катались с утра до вечера, а потом почти всю ночь танцевали. Там открылся новый бар, «Три графа», все туда ходят. Мы выметались оттуда только в четыре часа утра. — Он напел: — «Кругом твердят, что ты прекрасна, но и без слов мне это ясно!» Мы заставляли музыкантов играть эту мелодию каждую ночь.
Мы. Кто это — мы? Джудит подавила внезапный прилив зависти.
— С кем ты там был?
— Да так, с друзьями по Кембриджу.
— Наверно, было здорово.
— Ты никогда не каталась на лыжах?
— Нет, — покачала она головой.
— Когда-нибудь я возьму тебя с собой.
— Я не умею.
— Я тебя научу.
— Афина говорила, ты учишься летать на самолете.
— Уже выучился. Теперь у меня есть удостоверение квалифицированного летчика.
— Это страшно?
— Ничуть, это бесподобно. Чувствуешь себя неуязвимым. Будто ты какое-то сверхъестественное существо.
— Трудно управлять самолетом?
— Не труднее, чем водить машину, и в миллион раз увлекательнее.
— И все-таки я думаю, ты очень храбрый.
— Да уж, конечно, — усмехнулся Эдвард, — бесстрашный человек-птица, бороздящий воздушные просторы. — Вдруг он отогнул на запястье рукав свитера и, прищурившись, поглядел на свои часы. — Четверть первого. Скоро приедет папчик и заберет нас домой. Солнце в зените — почему бы нам не выпить по бокалу шипучки?
— Шампанского?!
— У тебя есть возражения?
— Не лучше ли подождать, пока придет твой отец?
— Зачем? Он терпеть не может шампанское. Ты относишься к этому напитку иначе, я надеюсь?
— Я его никогда не пробовала.
— Раз так, сейчас самое время.
И прежде чем она успела возразить, он вскочил на ноги и еще раз подошел к звонку у камина.
— Но Эдвард… ведь еще только полдень!..
— Ну да! Шампанское можно пить в любое время дня или ночи, в том и заключается его прелесть. Мой дед называл шампанское лимонадом богачей. Должны же мы с тобой как-то отметить приближение Рождества? Лучшего способа не придумаешь.
