Вирджиния сказала:
— Я приготовлю какао, выпьете его в кроватях.
— Ага, — сказал Николас. — Только пусть Юстас пойдет с нами и что-нибудь расскажет, пока мы будем принимать ванну.
Кара немедленно подхватила:
— Да, ты поговоришь с нами, пока мама будет варить какао.
— Я сделаю больше, — сказал Юстас. — Отскребу песок у вас со спин.
Дети преувеличенно рассмеялись, словно он сказал что-то очень забавное, и, как только оказались дома, первым делом бросились в ванную и стали, отталкивая друг друга, вертеть краны. Из-за двери доносились подозрительные хлюпающие звуки, так что Юстас, закатав рукава, пошел разобраться, что там происходит. Вирджиния услышала, как он говорит: «Тише, не так быстро, а то корабль ваш пойдет ко дну».
Оставив его с детьми, она затащила пропахшую рыбой сумку на кухню, вытряхнула купальники и полотенца в раковину вместе с песком, как следует прополоскала и отжала, а потом вынесла их в темный сад, где на ощупь развесила на веревке и закрепила прищепками, оставив колыхаться на ветру; в темноте они напоминали привидения.
Возвратившись в кухню, она налила в кастрюльку молока, поставила ее на огонь и, позевывая, оперлась о краешек плиты. Она потерла глаза ладонью и поняла, что у нее все лицо в песке. Вирджиния вытащила из сумочки зеркальце и расческу, поставила зеркальце на полку буфета и попыталась привести в порядок волосы, но от соли они топорщились в разные стороны, а в голове было полно песка. Она подумала, что, будь в коттедже душ, она быстренько вымыла бы голову; мытье под краном казалось сейчас слишком сложным и утомительным. В неверном вечернем свете из зеркальца на нее смотрело ее отражение; на носу вылезли веснушки, а глаза в потемках напоминали два черных провала.
Над кастрюлькой поднялась пена. Вирджиния приготовила две кружки какао, поставила на поднос и пошла с ним наверх. В ванной никого не было, на полу валялись мокрые полотенца, а следы босых ног вели к лестнице. Она услышала голоса, поднялась по ступеням и увидела, что дверь в спальню приоткрыта.
Они, все трое, были там и не заметили ее. Вирджиния стояла на пороге, глядя на них. Юстас сидел к ней спиной на кровати Кары, а дети примостились на кровати Николаса. Они рассматривали фотографии: Юстасу демонстрировали кожаную папку Кары.
— А вот это папа. Видишь, большой портрет? Он ужасно красивый, правда? — Кара говорила свободно, как будто давно знала Юстаса и успела привыкнуть к нему. — А это наш дом в Шотландии, моя спальня, а это комната Николаса, а вот детская, она наверху…
— Это же моя спальня!
— Я и сказала, что твоя, глупый! А это комната няни, вот эта — мамина, а задние комнаты не видно, потому что они сзади. А вот это снимок с воздуха…
— Его сделали с аэроплана…
— Это наш парк и река. А тут у нас сад.
— А вот это мистер Макгрегор на своем тракторе, и тут еще Боб и Ферджи.
Юстас запутался.
— Погоди-ка, а кто такие Боб и Ферджи?
— Боб помогает мистеру Макгрегору, а Ферджи — садовнику. Ферджи играет на волынке, и знаешь, кто его научил? Его кузен. А знаешь, как зовут его кузена? Музен! — торжествующе выпалил Николас.
Юстас повторил:
— Кузен Музен.
— А это папа, катается на лыжах в Сент-Морице, это все мы во время охоты на куропаток — вообще, мы ходили только на пикник, не на саму охоту. Вот река, иногда мы тут купаемся, но в ней небезопасно и можно поранить ногу о камни. Мама говорит, мы можем выкопать бассейн, говорит, когда вернемся в Кирктон, выкопаем себе такой же, как у тети Элис Лингард…
— А это машина папы, он ездит на большущем «ягуаре». То есть… — споткнулся Николас, — ездил на большущем «ягуаре». Зеленом, — мужественно договорил он.
Вирджиния решила вмешаться.
— Вот ваше какао.
— Мамочка, мы показывали Юстасу фотографии Кирктона…
— Я так и поняла.
— Мне очень понравилось, — откликнулся Юстас. — Теперь я все знаю о Шотландии.
Он встал с кровати, словно уступая место Вирджинии, и поставил раскрытую папку обратно на комод.
Дети забрались под одеяла.
— Ты должен приехать к нам туда. Пожить у нас. Правда же, мама? Он может спать в гостевой комнате, да?
— Возможно, — сказала Вирджиния. — Но у Юстаса много работы.
— Это правда, — сказал Юстас. — Много. По горло всяких дел.
Он уже шел к двери.
— Ну что же, спокойной ночи!
— Спокойной ночи, Юстас! И спасибо, что сводил нас в такое чудесное место!
— Главное, чтобы вам не приснился Джек Карли.
— Даже если приснится — я не испугаюсь.
— Вот это правильно. Спокойной ночи, Николас!
— Спокойной ночи. Увидимся утром.
Вирджиния повернулась к Юстасу.
— Не уходи. Я спущусь через минуту.
Он сказал:
— Я подожду внизу.
Дети молча, подавляя зевки, выпили какао. Глаза у них закрывались. Наконец они улеглись, и Вирджиния пожелала им спокойной ночи. Когда она наклонилась поцеловать Николаса, он сделал неожиданную вещь: никогда раньше не проявлявший своих теплых чувств, он вдруг обхватил ее шею руками и прижался щекой к ее щеке.
— Что такое? — ласково спросила она.
— Там было здорово, да?
— Ты имеешь в виду на пляже?
— Нет. В доме, где живет Юстас.
— В Пенфолде.
— Мы еще сходим туда?
— Ну конечно.
— И мне понравился котенок.
— Еще бы!
— Юстас ждет внизу.
— Да.
— Я буду слушать, как вы разговариваете. — Голос у него был довольный. — Буду лежать и слушать, как вы все говорите, и говорите, и говорите…
— И тебе будет спокойно?
— Ну конечно, — ответил Николас.
Дети уже почти спали, но она все никак не могла выйти из комнаты: ходила тихонько из угла в угол, собирала разбросанные вещи, складывала их и аккуратно — в точности как няня — развешивала на спинках двух камышовых кресел. Закончив уборку, она подошла к окну, задернула куцые занавески и немного прикрыла створки — ночь обещала быть холодной. В приглушенном свете ночника комната казалась уютной и покойной, в углах таились тени, тишину нарушало лишь тиканье часов и мерное дыхание детей.
Вирджинию переполняла любовь. Любовь к детям; к странному маленькому дому; к мужчине, который дожидался ее внизу. А еще ощущение завершенности. Правильности происходящего. Впервые, подумала она, мы с Юстасом остаемся совсем одни, и у нас сколько угодно времени. Только он и я. Сейчас она разожжет огонь, задернет шторы и приготовит ему чашку кофе. Если захочется, они могут проговорить хоть всю ночь. Наедине.
