Она направилась к амбару, и дети бросились за ней, ни разу не оглянувшись на мать, — так им хотелось поскорее увидеть котят. Оставшись в одиночестве, Вирджиния прошла по тропинке к калитке с аркой, увитой плющом. Синяя рубаха Юстаса мелькала за шпалерами, по которым вился сладкий горошек, и она пошла туда и обнаружила его, копающего картошку. Картофелины были круглые, белые и гладкие словно морская галька, а земля на разломе — темная и рыхлая словно горячий шоколадный пирог.
— Юстас!
Он посмотрел через плечо и увидел ее. Она ждала, что он улыбнется, но Юстас не улыбнулся. Вирджиния подумала, что он, может быть, до сих пор на нее обижен. Он распрямил спину и оперся на черенок лопаты.
— Привет, — сказал он, удивленный ее внезапным появлением.
— Я пришла тебя поблагодарить. И извиниться.
Он перебросил черенок из одной руки в другую.
— За что же?
— Я не знала, что это ты привез дрова, и разжег огонь, и все остальное. Я думала, это Элис Лингард. Иначе мы пришли бы раньше.
— Ах вот в чем дело, — сказал Юстас, как будто ей следовало извиниться за что-то совсем другое.
— Ты был к нам так добр! Принес молоко и яйца, и вообще… Дом стал совсем другим. — Она остановилась в страхе, что ее слова покажутся ему неискренними. — Но как ты попал гуда?
Юстас воткнул острие лопаты в землю и подошел поближе к ней.
— У меня был ключ. Когда моя мама только вышла замуж, она иногда ходила в Бозифик, помогала старому мистеру Крейну по хозяйству. Жена его болела, так что мама делала у них уборку. Он дал ей ключ, она повесила его на крючок в буфете — там он с тех пор и висел.
Он встал рядом с Вирджинией и посмотрел на нее сверху вниз, а потом внезапно улыбнулся, в его глазах заиграли веселые искорки, и она поняла, что ее опасения были напрасны: он на нее совсем не обижался. Он сказал:
— Итак, ты все-таки арендовала дом.
Вирджиния поспешно ответила:
— Да.
— Я здорово жалел, что наговорил тебе столько неприятных вещей, — ты наверняка расстроилась. Я вышел из себя. Не следовало мне так поступать.
— Ты был прав. Именно это мне и требовалось, чтобы сделать решительный шаг.
— Вот почему я привез дрова и продукты… Подумал, это самое малое, что я могу сделать. Вам понадобится еще молоко…
— А не могли бы мы получать молоко каждый день?
— Если кто-то будет за ним приходить.
— Конечно — я или кто-то из детей. Я сразу не поняла, но через поле здесь идти всего пару минут.
Они потихоньку пошли обратно к калитке.
— Дети тоже здесь?
— Миссис Томас пригласила их посмотреть котят.
Юстас рассмеялся.
— Они не захотят с ними расставаться, так что готовься! Эта полосатая проныра окрутила сиамского кота из домика у дороги, так что котята получились — глаз не оторвать, ты таких никогда не видела. — Он распахнул калитку, пропуская Вирджинию вперед. — С голубыми глазками и…
Он остановился, заметив поверх ее головы Кару и Николаса: дети медленно, осторожно выходили из амбара, прижав к груди сложенные ковшиком ладони и умиленно склонив головы.
— Что я тебе говорил? — сказал Юстас и захлопнул калитку.
Дети тихонько шли по лужайке, погружаясь где по щиколотку, а где и по колено в заросли подорожника и больших белых ромашек. В какой-то момент Вирджиния взглянула на них другими глазами, глазами Юстаса, словно видела в первый раз. Две головки — светлая и темная, две пары глаз — голубые и карие. Солнце отражалось у Кары в очках, и они сверкали словно фары маленького автомобильчика; новые джинсы, купленные на вырост, сползли, и крепкую круглую попку Николаса закрывал выбившийся наружу подол рубашки.
От любви к ним у Вирджинии сдавило горло, непролитые слезы навернулись на глаза. Дети были такие беззащитные, уязвимые, и почему-то ей стало очень важно, чтобы они произвели на Юстаса хорошее впечатление.
Николас заметил ее.
— Мамочка, смотри что у нас есть! Миссис Томас сказала, мы можем вынести их на улицу.
— Да, — подхватила Кара, — они совсем крошечные, и у них такие глазки…
Тут она увидела Юстаса, стоящего позади матери, и замерла на месте. Лицо ее застыло, но глаза внимательно рассматривали его через стекла очков.
Николас как ни в чем не бывало продолжал:
— Мамочка, мама, ты только посмотри! Он такой пушистенький и на лапах у него коготки! Только я не знаю, мальчик это или девочка. Миссис Томас сказала, она не знает, как определить.
Он поднял глаза и заметил Юстаса — обезоруживающая улыбка сразу вспыхнула у него на лице.
— Они только что перестали сосать мамино молочко. Миссис Томас сказала, что их мама совсем отощала. Она налила молока в блюдечко, и они его лакали — у них такие крошечные язычки! — сообщил он Юстасу.
Длинным загорелым пальцем Юстас почесал котенку макушку. Вирджиния сказала:
— Николас, ты забыл поздороваться с мистером Филипсом.
— Здравствуйте, как поживаете? Миссис Томас сказала, если мы захотим котенка, то можем взять одного, только сначала надо спросить тебя, но ты же не против, мамочка, да? Он такой маленький — он может спать у меня на кровати, и я буду о нем заботиться.
Вирджиния поняла, что перебирает в голове классические аргументы, к которым прибегают родители в подобных ситуациях. Они слишком малы, чтобы забирать их у матери. Она должна согревать их, когда котята спят. Мы в Бозифике только на каникулы, жестоко будет тащить их на поезде в Шотландию.
Юстас поставил на землю корзину с картофелем и подошел к Каре, по-прежнему сжимавшей котенка в ладонях. Вирджиния, отчаянно переживавшая за дочку, увидела, как Юстас присел перед ней на корточки и стал тихонько, один за другим, разжимать ее пальцы.
— Давай не будем держать его слишком крепко, а то он не сможет дышать.
— Я боюсь его уронить.
— Ты его не уронишь. Он тоже хочет оглядеться, посмотреть, что творится в мире. Он никогда еще не видел такого яркого солнышка.
Он улыбался — и котенку, и Каре. Она робко улыбнулась в ответ и в мгновение ока преобразилась: исчезли куда-то уродливые очки, и слишком выпуклый лоб, и прямые как солома волосы — осталось лишь дивное безмятежное выражение счастья на маленьком личике.
Через некоторое время он попросил детей отнести котят назад, Вирджинии велел оставаться в палисаднике, а сам пошел в дом отнести картофель миссис Томас, чтобы возвратиться в следующую минуту с сигаретами и плиткой шоколада. Они устроились на траве, там же, где и в прошлый раз, дети вскоре присоединились к ним.
Он угостил их шоколадом, но продолжал разговаривать как со взрослыми. Как они поживают? Что делали вчера, когда шел дождь? Было ли у них время искупаться?
