— Сударыня, — сказала кормилица, — лучше не тревожьте его. Положите его обратно в колыбельку.
— В колыбель? Да? Ну вот, я его положила. Я все буду делать, что вы мне скажете, только спасите его. Правда ведь, у него пройдет все это? О, ради бога, скажите мне, что ничего нет опасного!
Кормилица только покачала головой.
— Увы! Бедная, дорогая моя госпожа, у него все признаки крупа.
— Круп? — сказала Христина. — А что это такое — круп? Раз вы знаете болезнь, вы должны знать и средство ее лечения.
— Боже мой, сударыня, ведь первый мой ребенок умер от этой болезни.
— Вы говорите, умер? Ваш ребенок умер от крупа? Так у Вильгельма, значит, не круп, раз от него умирают. Что вы, с ума сошли, что говорите мне спокойно такие вещи, точно Вильгельму действительно грозит смерть! А чем же лечили вашего ребенка?… Да нет, не стоит и говорить об том, раз его не могли спасти.
— Ему пустили кровь, сударыня.
— Если бы даже и пришлось сейчас пустить кровь, так никто не сумеет, здесь этого сделать. Господи, чему только учат их! А может быть, этого и не надо. Ах, скорее бы доктора сюда! Боже мой! До сих пор никто и не вернулся еще! И она смотрела на ребенка воспаленными глазами, а он все продолжал задыхаться.
— И десяти минут, сударыня, не прошло, как они уехали, — отозвалась одна из горничных, — а ведь до Неккарштейнаха, туда и обратно, нужно, по крайней мере, два часа времени.
— Два часа! — с отчаянием вскричала Христина. — Да ведь это целая вечность! Ах, эти расстояния, какая жестокая и глупая вещь! И ни единого доктора в Ландеке! Зачем только мы забрались в такую глушь? Не позвать ли хоть пастора?… Да нет, он только умеет молиться. А все-таки! Надо попробовать и это… Пошлите кого-нибудь к нему: пускай помолится. Бегите скорее, скорее… И я, пока приедет доктор, тоже попробую помолиться.
Она бросилась на колени, перекрестилась и начала молиться:
— Господи!..
Но вдруг она быстро вскочила на ноги. У нее мелькнула в уме новая мысль.
— Да, — сказал она. — Гретхен! Она знает все растения и травы. Сбегайте за ней. Нет, она, пожалуй, не придет, я сама лучше побегу к ней. А вы все покараульте пока ребенка.
И она, простоволосая и в одном платье, сбежала стремглав по лестнице, пустилась через двор, взобралась на скалу и через минуту стояла уже у двери хижины.
— Гретхен! Гретхен! — звала она. Ответа не было.
— Нечего корчить из себя какую-то сумасшедшую и отшельницу! У меня ребенок умирает, слышишь? Это важнее всего на свете. Гретхен, заклинаю тебя именем твоей матери, ребенок мой умирает. Помоги!
— Иду, — отозвалась Гретхен.
И в ту же минуту дверь отворилась, и Гретхен, мрачная и печальная, показалась на пороге хижины.
— Что вам от меня надо? — проговорила она.
— Гретхен, — сказала Христина, — ты знаешь, мой малютка Вильгельм?… Ну вот, он умирает. Ты одна только можешь спасти его. Все думают, что у него круп. Ты знаешь эту болезнь? У тебя есть от нее лекарства? Ведь есть, правда? Ты знаешь все свойства трав, значит, знаешь, какая трава помогает от крупа?
Гретхен только горько усмехнулась.
— Травы? В сущности, я и сама не знаю, для чего я изучала их свойства. Я им не верю теперь. Все они ядовитые.
— Да иди же! — молила Христина.
— Ну куда я пойду? Зачем? Ведь я говорю вам, что цветы изменили мне!
— Гретхен, милая, добрая Гретхен, приди в себя, вспомни, как ты любила меня, собери все свои силы. Ну что же, стоит тебе только попробовать?
— Вы просите меня? — сказала Гретхен. — Хорошо. Я попытаюсь собрать те растения, которые, как говорила матушка, помогают при детских болезнях. Только мать моя ошибалась… Растения не исцеляют детей: они, скорее, губят девушек.
— Ну а я верю в их целебные качества, — перебила ее Христина. — Скорее собирай травы, какие ты знаешь, и беги с ними в замок. Торопись, милая, дорогая девочка. А я побегу назад к Вильгельму! Так я жду тебя!
И она пустилась бежать домой, к колыбели. Ребенку, по-видимому, было немного легче. Пульс утихал.
— Он спасен! — воскликнула Христина. — Ничего с ним не было страшного, это не круп. О! Благодарю тебя, боже!
В ту же минуту вошла Гретхен.
— Теперь уж не надо, — сказала Христина. — Вильгельму стало лучше.
— Не думаю, — отозвалась Гретхен.
— Ты не веришь? А почему?
— Я все думала, идя сюда, — ответила Гретхен торжественно и убедительно. — Все эти болезни у нас не спроста. Их наслал тот человек, который хочет погубить обеих нас. Эти болезни длятся, сколько он пожелает, и только он один и может их вылечить.
Христина вздрогнула.
— Ты говоришь про Самуила?
— Да, — сказала Гретхен. — Смотрите-ка, смотрите!
И она указала на Вильгельма. Личико его опять начало судорожно подергиваться, а дыхание вырывалось со свистом. Кожа стала шероховатой, сухой, все тело пылало, как в огне, он весь корчился.
— Травы скорее! Гретхен, подай сюда свои травы! — металась в отчаянии Христина.
Гретхен с каким-то сомнением покачала головой. Но чтобы успокоить несчастную мать, она приложила травы к шейке ребенка и на грудку.
— Ну посмотрим, что будет, — говорила она. — Только я повторяю вам, что никакие травы тут не помогут.
Христина подождала некоторое время, наблюдая действие трав на ребенка. Она сама дрожала, как в лихорадке, и едва переводила дух.
Но зловещие симптомы не прекращались.
— Ведь я предупреждала вас, — опять заговорила Гретхен, — что здесь только один человек и может спасти вашего ребенка.
— Ты права! — воскликнула Христина, очевидно уже решившись на что-то.
И она выбежала в смежную залу.
Глава шестьдесят первая Круп
Гретхен, не зная в чем дело, машинально побежала за Христиной. Она увидела, что Христина нажала пальцем какую-то кнопку на выступе деревянной рамы панно.
— Что вы делаете, сударыня?
— Зову его.
— Кого?
— Да того, кто может спасти мне ребенка.
— Вы зовете Самуила Гельба? — пробормотала Гретхен.
— Ну так что же! Неужели ты думаешь, что я дам умереть ребенку?
— Зовете его! Так ведь он не доктор, а палач, сударыня, вы взываете к демону!
— Что же мне делать! Я взывала к богу, он не помог. Ах, у меня нет теперь никакого страха, кроме страха за жизнь ребенка. Если он умрет, тогда и мне незачем жить. О, боже мой! Пожалуй, его еще и дома нет? Жизнь свою готова отдать за то, чтобы он пришел сейчас!
