Все предпочли дожидаться определенности в тишине. Сэс только удивлялась, насколько изменились отношения в семье Хадсонов с тех пор, как она перестала быть постоянной гостьей в особняке Лилиан.
Доктор Гринбург, дородный добродушный человек, не заставил ждать себя долго.
Он появился перед Хадсонами с располагающей улыбкой и внес умиротворение, заявив:
– Держу пари, у вас ко мне миллион вопросов.
– Конечно! Что вы можете нам сказать? – возвысил голос Макс.
– Не очень много, пока мадам Кольбер изволит спать. Мы решили, что для деловой дамы столь элегантного возраста отдых не будет лишним.
– То есть все это время вы бездействовали? – возмутился Маркус Хадсон.
– Лилиан Кольбер стабильна. Пациентка находится под постоянным медицинским наблюдением. Мы вполне обоснованно сочли, что в ее состоянии сон подействует не хуже иных врачебных процедур. Или вы не согласны?
– А почему ее доставили в онкологический центр? – спросила Белла.
– Действительно, почему? – подхватила ее мать.
– Мадам Кольбер уже в течение нескольких лет наблюдается у нас. Вам разве это не было известно? Хотя я не удивлен, – тут же добавил ее лечащий врач.
– У бабушки рак?! – воскликнула Белла. – Кто-нибудь в этой семье хоть что-нибудь знал?
– Не устраивай сцен, сестренка, – лениво проговорил Люсьен.
– Доктор Гринбург, у Лилиан действительно рак? – повернулся к врачу Джек.
– Я советую вам всем дождаться ее пробуждения. Это произойдет не скоро. Мы дали мадам Кольбер успокоительные. На этот вопрос она должна ответить вам сама. Таково ее условие, дорогие мои, – мрачно проговорил лечащий врач.
– Все понятно, – вздохнул Маркус и рухнул на стул. – Мне все понятно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Это рак груди… Я не собиралась никому ничего говорить, – призналась Лилиан Кольбер.
– Мама… – попытался что-то заявить самым строгим и требовательным тоном Маркус Хадсон.
– Помолчи! – слабым голосом осадила его мать, и этого было вполне достаточно, чтобы кто угодно стал бессловесным. – Мне осталось менее года. Любое радикальное лечение убило бы меня еще раньше. Поэтому мы с доктором решили на данной стадии ничего не предпринимать. На этом будем считать вопрос исчерпанным. И если какая-то светлая голова из здесь присутствующих пожелает высказать гениальную идею, которую ни я, ни все врачи этой клиники не обдумали заранее, пусть поставит эту самую голову на кон. А просто выслушивать ваше нытье и квохтанье я не собираюсь.
После этой прелюдии все бы так и молчали, потупившись, если бы Лилиан не включила огромный телевизор, висевший на стене напротив ее кровати.
Она вела себя невозмутимо, собственно, как и всегда. Выглядела хоть и усталой, но даже больничная обстановка не нарушала ее всегдашней элегантности.
После недолгого общения Хадсоны и сочувствующие покинули ее палату. Тема рака была под запретом, а ни о чем другом говорить желания не было.
Джек повез Сэс в особняк Хадсонов.
Тео смотрел ночную сказку по телевизору, как он обычно делал это дома в Санта-Барбаре. Ханна дожидалась их с влажными глазами. Судя по тому, что вопросов она почти не задавала, Сэс поняла: преданная экономка догадывалась или даже знала наверняка о болезни хозяйки дома.
– Удивительная женщина! – восхищенно проговорила она.
– Маркус решил остаться в госпитале. Сабрина сказала, что сменит его утром, – сообщила Шерил.
– Мадам Кольбер согласилась? – удивилась Ханна.
– Нет, конечно. Она же гордая. Лилиан даже не знает. Они договорились с ее лечащим врачом… Ни у кого в голове не укладывается. А она такая спокойная! Поразительное самообладание!
– Вот именно, что гордая! Нашли, чем восхищаться! – негодующе бросил Джек. – Похоже, ей совершенно безразлично, как мы себя ощущаем в сложившейся ситуации!
– Неправда! – тотчас возразила ему Сэс. – Просто Лилиан всегда была противником бессмысленных и чисто символических жестов. Она же четко объяснила, что любое агрессивное врачебное вмешательство убьет ее. Так чего теперь пенять? Надо сделать все так, как она хочет, а не навязывать старой больной женщине свои представления о последних днях и о том, как ей следует их прожить.
– Тем более такой женщине, как Лилиан Кольбер! – со значением добавила Ханна.
– Так мы и чувств выразить не можем?! – возмущенно воскликнул внук.
– Вопрос: как и для чего? Если ее это ранит, то нет. Если это больше нужно тебе, а не ей, то тоже нет. Да и какие чувства ты собираешься выражать? Любовь доказывают пониманием, снисхождением, терпением. И без условий и оговорок. Иных способов просто нет! – проникновенно проговорила Шерил.
Ханна тяжело вздохнула и выключила телевизор, поскольку вечерняя сказка окончилась и Тео начал прислушиваться к разговору взрослых.
Сэс молча взяла сына на руки, чтобы отнести в гостевое крыло. Мальчик утомился за день в чужом доме и не возражал, положив головку на материнское плечо.
– Ханна, спасибо за все. Вы так помогли мне сегодня с Тео.
– Не стоит благодарить, дорогая. Мне было только приятно и совершенно не хлопотно… И я рада, что ты снова с нами в такой момент. Для Лилиан это важно.
– Да, наверное, это правильно, что я здесь именно сейчас, – согласилась Сэс.
– Если хочешь, я уложу Тео, – предложила Ханна.
– Обычно я ему читаю перед сном, – проговорила молодая мать.
– О чем ты говоришь? Посмотри, он уже почти спит. Дай, я отнесу его на постель, – и экономка взяла из ее рук вялого и безропотного Тео.
– Прости, Джек, – тихо произнесла Шерил, когда Ханна деликатно оставила их наедине. – В этой ситуации я склонна соглашаться с Лилиан, а не с тобой. Она всегда была хозяйкой своей судьбы. И никто не вправе лишать ее этой вполне заслуженной привилегии в самый, может быть, ключевой момент ее жизни. Ты сам говорил, что легенды не стареют и не болеют. Если убрать сарказм, то это не так уж и плохо… Не знаю, какими словами разрешить твое смятение. Ты меня знаешь. Я притворяться не умею.
– Да, это так. Я действительно знаю тебя. Достижение уже то, что ты это признала, – грустно улыбнулся Джек. – И поскольку ты так кичишься своей откровенностью, давай проясним еще кое-что… – начал он. – Лилиан умирает. Это уже любому ясно. На что ты рассчитываешь?
– В каком смысле? – насторожилась Сэс.
– Ты, ее крестница, пропадала три года. Не давала любимой крестной о себе знать. И – о чудо! В ключевой, как ты говоришь, момент для Лилиан появляется сценарий о самом ярком периоде ее жизни, появляется эта безумная идея экранизировать его, появляешься ты, наконец… Вне всяких сомнений, на ее состояние не могла не подействовать эта работа над сценарием…
