— Долмант, — произнес Эмбан, — сейчас ты
занимаешь место председателя в Курии, поэтому в первую очередь обращаюсь к
тебе. Думаю, завтра утром мы должны созвать заседание. Кроме того, стоит
отговорить наших братьев от возможных прогулок по внешнему городу, конечно же,
для их собственной безопасности, потому что в руинах еще могут скрываться
наемники Мартэла. Но прежде всего, мы не хотим, чтобы они увидели так незадолго
до заседания, что сталось с их домами. Мы сильно отвратили от себя многих
патриархов, и нам надо сделать все возможное, чтобы не дать им помешать
теперешнему ходу дел. Думаю, нам надо устроить службу в нефе перед заседанием
Курии. Может быть, что-то такое торжественное и благодарственное. Ортзел, не
мог бы ты заняться этим? Ты будешь нашим кандидатом на место Архипрелата, так
что пусть привыкают к тебе. И прошу тебя, Ортзел, постарайся периодически
улыбаться. Честное слово, твое лицо от этого не треснет.
— Что, я уж такой суровый, Эмбан? —
поинтересовался Ортзел, со слабой полуулыбкой.
— Безупречно, — ответил Эмбан. — Поулыбайся
часок-другой перед зеркалом. Помни, ты будешь добрым, любящим отцом, во всяком
случае, мы хотим, чтобы они так думали. То, что ты будешь делать, когда сядешь
на трон — между тобой и богом. А эта служба должна напомнить нашим братьям, что
они прежде всего — сыны церкви, а потом уже собственники. Затем, после
богослужения, мы прямо из нефа отправимся в Совещательную палату. Я поговорю с
хормейстером, дабы он постарался, чтобы песнопения громким эхом разносились по
всей Базилике. Потом Долмант призовет нас к порядку, и мы начнем с самого
насущного, расскажем всем в подробностях, что происходило. Особенно это пойдет
на пользу тем патриархам, что попрятались в подвалы, когда началась осада. Тот
нам стоит прибегнуть к услугам очевидцев, я сам для этого подберу людей,
обладающих красноречием. Пусть они со всей возможной убедительностью опишут все
те мрачные события, что происходили во внешнем городе. Расскажут о творившемся
насилии, поджогах и грабежах, всколыхнут волну недовольства недавними гостями
нашего города. Ну, а на сладкое, — произнес Эмбан, довольно потирая
руки, — мы преподнесем им генерала Деладу с рассказом о разговоре Энниаса
с Мартэлом. Затем дадим им время все обдумать. Я же попрошу некоторых из наших
братьев подготовить речи, полные негодования и осуждения первосвященника
Симмура. После этого Долмант назначит несколько человек для расследования этого
дела. Потом мы на пару часов распустим Курию, пусть все немного отдохнут и
поразмыслят над вероломством Энниаса. Когда собрание возобновится, патриарх
Бергстен произнесет речь о необходимости действовать как можно быстрее,
напомнив всем о грозящей гибели веры и церкви и настаивая на немедленном
голосовании. Надень свои доспехи, Бергстен, и прихвати с собой этот топор.
Пусть проникнутся духом военного времени. Затем, последуют традиционные речи
королей Эозии. И побольше трагичности, ваши величества. Поведайте им о
жестокостях войны и Отта, и про дьявольские намерения Азеша. Нужно слегка
запугать наших братьев, чтобы они голосовали, а не шептались по коридорам,
пытаясь заключить друг с другом сделки. Следи за мной внимательно, Долмант. Я
разнюхаю, кто из наших братьев любит занудствовать и потянуть время, и укажу
тебе на них. Не позволяй им этого. И быстрее переходи к голосованию. Нужно, чтобы
Ортзел сидел на троне Архипрелата еще до захода солнца, а ты, Ортзел, во время
обсуждения держи рот на замке. Некоторые твои мысли весьма противоречивы. Не
делись ими с Курией — во всяком случае не завтра.
— Я чувствую себя просто младенцем перед тобой, Эмбан, —
мрачно проговорил король Дрегос. — Где ты всему этому научился?
— Большой город, ваше величество, большие
сложности, — уклончиво ответил Эмбан.
Король Сорос Пелосийский, человек набожный и благочестивый,
во время хладнокровного рассуждения Эмбана несколько раз чуть не потерял
сознание. И при первой возможности он поднялся и торопливо покинул палату,
бормоча себе под нос что-то о необходимости вознести молитву к Богу.
— Следите завтра за Соросом, ваша светлость, —
посоветовал Воргун Эмбану. — Он слишком религиозен. Вдруг, произнося
завтра свою речь, он просто решит разоблачить нас. Сорос проводит все свое
свободное время в разговорах с Богом, а это порой размягчает мозги. Может, мы
обойдемся без него?
— Закон не позволяет нам этого, — сказал Эмбан.
— Мы поговорим с ним, Воргун, — вступил в разговор
король Облер. — Возможно, нам удастся убедить его, что он слишком плохо
себя чувствует, чтобы присутствовать на завтрашнем заседании.
— Я уж постараюсь, чтобы он заболел, — пробормотал
Воргун.
Эмбан поднялся со своего кресла.
— Ну что ж, все мы люди занятые, — сказал
он. — Так что, как говорится, разбежимся по своим делам.
За ним встал и Спархок.
— Посольство Элении было повреждено во время
осады, — холодно проговорил он. — Могу ли я предложить вам скромные
удобства Пандионского замка взамен?
— Кажется, ты рассержен на меня, Спархок? —
невинно спросила она.
— Обсудим это наедине, моя королева.
— Ах, — вздохнула Элана. — Ладно, отведи меня
в ваш Замок, а там можешь себе в удовольствие пораспекать меня немного. Но
потом переходи к извинениям и поцелуям. Честно говоря, меня больше интересует
последнее. Во всяком случае, отшлепать тебе меня не удастся, пока Миртаи стоит
на страже. Ты знаком с ней?
— Нет, моя королева, — ответил Спархок и взглянул
на молчаливую тамульскую великаншу, стоявшую за креслом Эланы. Кожа Миртаи
имела бронзовый оттенок, а ее глянцево черные волосы были заплетены в тугие
косы. Если бы не рост, а она оказалась на добрые полголовы выше Спархока, ее
стоило бы назвать красавицей, а темные глаза, слегка приподнятые в уголках,
были просто восхитительны. На ней была одета просторная белая рубаха с длинными
рукавами и нечто более напоминающее короткий мужской кильт, чем юбку,
подпоясанную на груди. При Миртаи был меч на перевязи, с которым она, казалось,
никогда не расставалась. Несмотря на пугающие размеры, она казалась прекрасно
сложенной. Но во всем ее внешнем облике и невыразительном взгляде красивых глаз
было что то зловещее.
Спархок с ледяной вежливостью предложил королеве свою
закованную в сталь руку и вывел ее через неф и по мраморным ступеням из
Базилики. Тут Миртаи постучала по его доспехам пальцем. Она сняла сложенный
плащ со своей руки, встряхнула его и протянула Элане.
— О, зачем? Ведь совсем не холодно, — капризно
скривила губы Элана.
