Они устроились в углу, возле окна, за которым малиновым золотом пылал закат. Бубнил телевизор, бармен протирал стойку, еще несколько парочек сидели за соседними столиками…
– Давайте на «ты»?.. – предложил Феликс.
– Хорошо. За знакомство… – Лара чокнулась с ним бокалом. – Расскажи о себе, Феликс.
– А нечего рассказывать.
– Совсем-совсем? – нахмурилась Лара.
– Есть такое слово – бобыль… Я – бобыль. Живу один, в своем доме в Подмосковье. Ни семьи, ни детей. Хотя, вру – дочь уже взрослая, но я давно ее не видел, – спокойно, без всякого сожаления, произнес Феликс.
– Скучно же! – невольно вырвалось у Лары.
– Почему скучно? Наоборот, весело… В том смысле, что никто мне не досаждает.
– Понятно… – кивнула Лара.
– А ты?
– Я? Я, в общем, тоже бобылка… – с коротким смешком ответила она. – Ни семьи, ни детей. Ни работы, кстати.
Феликс отпил из бокала, задумался. Потом вдруг заявил:
– Я тебе не верю.
– Почему? – оживилась Лара.
– Такая красивая девушка не может быть одна.
– Спасибо за комплимент… Но я говорю правду. Хочешь подробностей? – лениво произнесла Лара. – Да пожалуйста! Я десять лет была замужем, этой весной мы с мужем расстались.
– Ты его бросила?
– Нет. Он – меня.
– Я не верю. Такую красивую невозможно бросить… – Феликс рассматривал ее в упор.
– Она моложе меня на десять лет.
– Ты тоже молода.
– Мне тридцать два, – мрачно призналась Лара. – К тому же она забеременела. Вот видишь – я ничего от тебя не скрываю…
– Я бы даже ради ребенка не смог бросить женщину, которую люблю. У меня может быть хоть сто детей, но женщина, моя вторая половинка, – она ведь одна-единственная!
– Вот именно… Так он-то, муж мой, не любил меня! – раздраженно произнесла Лара.
Феликс хотел что-то сказать – явно нечто уничижительное в адрес Лариного мужа, – но сдержался, стиснул челюсти.
Лара с удивлением и любопытством, теперь нисколько не скрываясь, тоже разглядывала этого человека.
– Феликс… а тебе сколько лет?
– Мне? Сорок четыре.
– Ты выглядишь старше, – безжалостно произнесла она. Допила вино и поставила бокал на стол. – И ты весь седой уже… Так странно – когда рыжий становится седым! Но все равно, эту рыжину уже ничем не скроешь…
– Меня всю жизнь дразнили – рыжий-рыжий-конопатый… – скрипучим голосом, недовольно произнес он. – Верно, до старости дразнить будут.
Он подлил Ларе и себе вина.
– Ты похож на викинга. То есть я не знаю, как они выглядели, викинги эти, но почему-то представляю именно такими… – со смешком призналась Лара. – С квадратными челюстями, рыжими и с рыжими тоже, дикими глазами…
– Ну да, ну да… – усмехнулся и Феликс. – Эрик Рыжий. Вообще, спасибо. То, что ты сейчас сказала, – это тоже комплимент. Я, может, и правда из викингов. Отец у меня из Прибалтики. Лацис. Я – Феликс Лацис.
– Какая прелесть! – засмеялась Лара.
– Твой муж – дурак.
– Феликс! А, да что там… – махнула она рукой. – Ладно, буду считать твои слова очередным комплиментом. Но, если честно, меня в семье мужа никто не любил. Не приняли, что называется. С самого начала – не приняли.
– Вы жили вместе с родней мужа?
– Нет, что ты. Тогда бы мы точно друг друга поубивали… Отдельно жили, конечно.
– Они вредили тебе? Скандалили много? – с интересом спросил он.
– Нет. Если бы они вздумали воевать в открытую, я бы точно терпеть не стала. Они просто меня не любили. Особенно мать моего мужа. Она мечтала о другой женщине для сына… Не такой, как я. Для моей свекрови ее сын – идеал. Она не видела в нем недостатков, мне же не прощала и мелочей.
– Прощают только своим… – кивнул Феликс. – Я понимаю, о чем ты.
– Я бы хотела быть кому-то своей. Я хочу, чтобы меня любили и прощали – просто так, ни за что. Я понимаю, что глупа, инфантильна, что рассуждаю неправильно, что я сначала сама должна завоевать уважение и только потом рассчитывать на взаимность… Но я хочу все и сразу… – Лара болтала, уже не задумываясь. – Я не хочу, когда баш на баш. Я не хочу заслуживать. Пусть меня принимают такой, какая я есть. Вот видишь, какая я нехорошая, неправильная?..
Феликс вдруг взял ее руку и быстро поцеловал.
– Ты лучше всех, Лара. Не слушай никого. Я сам такой. Вернее – не такой. Не такой как все.
– Мило. И как мы только нашли общий язык – два таких жестоких эгоиста… И как ты на бутылку вина расщедрился, не понимаю! – Она в открытую ерничала.
– Но я – не жадный. Все могу отдать, – со значением произнес Феликс. – Пусть я сто раз эгоист, но и эгоисты когда-нибудь теряют голову…
– Феликс, Феликс, перестань! – совсем развеселилась Лара. Она воспринимала весь этот разговор как шутку, ни к чему не обязывающую беседу двух попутчиков…
– А чего ты больше всего не любишь? Что тебя раздражает?..
– Что?.. – она задумалась на миг, потом выпалила: – Я не люблю шашлык.
– Ты вегетарианка?
– Нет! Упаси бог! Пассия моего супруга – как раз вегетарианка… Я не люблю шашлык как… как ритуал! Как некое действо… Мы раньше с мужем каждые выходные ездили на шашлыки к его родне.
– Я тоже, оказывается, не признаю шашлыки! – удивленно признался Феликс. – Только сейчас понял. Ненавижу даже. Соберутся, нажрутся, напьются, нагадят, морды друг другу набьют или, наоборот, лизаться станут, в вечной любви клясться… Это я о людях вообще. Что-то в этом языческое, дикое, убогое. И ведь представь – это единственное, чем люди себя развлекают. Вершина цивилизации! Апогей человеческого счастья… Дождаться лета и поехать на шашлыки. Все. Другого ничего придумать не могут!
– Ну, мои родственники вели себя прилично, много не пили, не дрались… – захохотала Лара.
– А что еще ты терпеть не можешь?
– Я? О… – Лара потерла лоб. – О, я знаю! Я терпеть не могу прозвище «зая».
– Как?
– Зая! Сокращенно от «зайка». Что-то в этом исковерканном, изуродованном слове – мещанское, убогое, отвратительное… Моя золовка всех называла «заями».
– Золовка-колотовка… – задумчиво произнес Феликс. – Так их раньше, в старину, называли.
– Она неплохая, Люба… Ее Люба зовут. Но она какая-то вся приземленная, мещанская тоже… – оживленно рассказывала Лара. – Что купить, куда съездить, чего съесть… Люба может говорить только о чем-то конкретном, понимаешь? У нее мать из деревни, и сама она, хоть и в Москве давно живет, вся насквозь деревенская – не в том смысле, что грубая и необразованная, а что абсолютно без фантазии, без полета…
