Глаголев запарковался возле приземистого облупленного
здания. Ольга ушла. Ее шофер сначала заглянул в сельпо и обнаружил там на
полках рыбные консервы «Частик в томате», болгарские сигареты «Опал» и куски
вонючего черного хозяйственного мыла. Шел 1982 год, о продуктах и товарном
изобилии население СССР даже и не мечтало. Веня хотел было купить пачку
сигарет, но продавщица воспротивилась:
— Много вас тут мимо ездит! Это только для членов
сельской промкооперации, бери «Дымок».
Но Веня не захотел покупать табачное крошево, засунутое в
газетную бумагу, поэтому несолоно хлебавши вернулся в машину, включил радио и
мирно заснул под бодрое пение хора имени Пятницкого.
Разбудил его холод. Веня открыл глаза и увидел, что дверь в
машину открыта, а в салон садится серая, словно неживая Ольга.
— Что случилось? — испугался парень.
— Потом, — напряженно сказала девушка, —
давай, гони отсюда, только умоляю, скорей.
Глаголев послушно понесся вперед, но километров через пять
притормозил и спросил:
— Чего такая перевернутая? Нагадали тебе глупостей?
Говорил же, не надо ездить, а ты…
Но тут Ольга разрыдалась и выложила все про любовника и
уколы. Ну а потом она попыталась покончить с собой, выпрыгнув на дорогу. Веня ухватил
ее за пальто…
Авария произошла на въезде в Красномосковск. Обезумевший
Глаголев с ужасом увидел, что залитая кровью Оля потеряла сознание. Выскочив из
машины, он бросился к первому дому, стоящему метрах в ста от места трагедии. К
его огромной радости, это оказалась сельская больница. Веня отдал Ольгу в руки
врача, а сам рухнул в коридоре на стул. Он просидел там почти шесть часов, пока
не узнал страшную новость: Оля умерла.
— Она не назвала имя любовника? — спросил я.
— Нет, — ответил Веня, — наоборот, повторила,
что никому не скажет, в особенности матери.
— Может, адрес упомянула?
Веня вновь покачал головой:
— Нет, велела у магазина ждать, я и не лез. Думал, и
впрямь к какой-то бабке подалась.
Я приуныл.
— Совсем ничего? Может, хоть словечко обронила? Ну, к
примеру, дом с зелеными ставнями, во дворе колодец, — цеплялся я за
последнюю надежду.
— Нет, — протянул Веня, — хотя, погодите,
петух!
— Какой петух? — изумился я.
— Ольга, когда все рассказала и перестала
плакать, — пояснил Веня, — вдруг сказала: — «Петух там такой
страшный, прямо жуть берет. Я калиткой хлопнула, а он завертелся со скрипом».
— Птица? — удивился Веня. — Вертелась со
скрипом?
— Железная, — тихо ответила Ольга, — флюгер.
Только отчего-то не на крыше приделан, а на калитке.
Это была последняя фраза, которую Веня услышал от спутницы.
Потом началась истерика, и произошла авария.
Как Веня ни старался, ничего интересного он больше вспомнить
не смог, и я ушел.
В пять часов я должен был заехать к Люси, чтобы вести
девушку в «консерваторию». До встречи еще имелось время, но я не успевал домой,
поэтому тихо поехал по улицам, выискивая место, где можно перекусить. Не
большой я любитель сети общественного питания, но есть хотелось безумно. Глаз
упал на большую вывеску «Макдоналдс». Ну уж ни за что, возмутился мозг, только
не в заведение пронырливого американца, забивающего желудки наивных людей
отвратительными булками с излишне жирными котлетами, но нога сама нажала на
тормоз.
Есть в переполненном зале я не стал, взял пакет в машину и
принялся поглощать «картофель по-русски» в гордом одиночестве. Вы не поверите,
но печеные клубни с белым соусом на вкус оказались совсем даже ничего. Не так
плохо было и куриное филе — обжаренные в сухарях кусочки. К ним тоже полагался
соус, на этот раз острый. Быстро съев обед, я увидел, что служащая забыла
положить салфетки, и, абсолютно не задумываясь, облизал пальцы. В ту же секунду
мне стало смешно, видала бы сейчас Николетта своего благовоспитанного сыночка.
Ест руками, без вилки и ножа, да еще слизывает жир. Ей-богу, старательно
изображая из себя детектива, я приобрел и соответствующие замашки. Самое
интересное, что меня это теперь не коробит. Раньше я, даже наедине с собой, был
«застегнут на все пуговицы», но теперь, образно выражаясь, снял пиджак и влез в
халат, этакий удобный, мягкий, уютный, застиранный.
Значит, птица на калитке. Очень шаткая примета, прошло
восемнадцать лет. Флюгер мог сломаться, деревяшка сгнить, а дача сгореть. Но
другого-то следа у меня нет.
После сытной еды сигарета показалась особенно вкусной. Я
выпустил дым и стряхнул с сиденья крошки. На мой вопрос:
— Вы знали, что у Оли родились близнецы? — Веня
ответил:
— Конечно.
— Кому-нибудь рассказывали, что девочек было двое?
— Нет.
— Почему?
— Элеонора Андреевна просила.
— Да?
— Ага, — подтвердил Веня, — пришла ко мне
утром, перед похоронами, рано-рано, около семи.
Заспанный парень открыл дверь.
— Извини, бога ради, за вторжение, — нервно
сказала соседка.
— Ерунда, — пробормотал Веня, — что-то
случилось?
— Хватит, — отрезала Нора, — в моей жизни уже
все несчастья произошли. Просьба у меня к тебе.
— Да, конечно, — забормотал Веня.
Парень чувствовал себя безумно виноватым. В конце концов,
именно он сидел за рулем машины и мог считаться виновником происшествия.
— Ты ведь знаешь, что одна девочка умерла?
Глаголев кивнул.
— Так вот, очень прошу, никому не говори про двойню.
— Но Олька сама могла кое-кому растрепать!
Элеонора покачала головой:
— Нет, во-первых, она только недавно узнала, что
младенец не один. Как-то они там неудачно лежали, доктор плохо сердцебиение
плода слышал, а на ультразвук я ее не отправляла, нужды не видела. А во-вторых,
Ольга ни с кем последние месяцы не общалась. Так что о двойне знаем только ты и
я.
— Еще врач, — напомнил Веня.
— Ну, Красномосковск хоть и близко, да далеко, —
вздохнула Нора. — Пожалуйста, не трепись.
