— Да? — удивился я. — Тогда почему Николетта
усиленно пытается нас свести?
— Моя мама, — пояснила девушка, — очень
хочет, чтобы я вышла замуж за мужчину из общества. У нас очень много денег,
просто девать некуда, но мамусю не принимают там, куда ей страшно охота
попасть, у Милосердовых, например.
Я кивнул, понятно. Кока Милосердова страшная снобка, и
попасть к ней на суаре
[5] — это значит прослыть светским
человеком. Если вас встретили в салоне у Милосердовой, то мигом позовут и в
другие места. Приятельствовать с Кокой — все равно что иметь своеобразный знак
качества. Теперь понятно. Матушка Люси готова принести дочь в жертву амбициям.
В качестве тещи сына Николетты Адилье она проникнет везде. Моя же маменька
наконец вздохнет свободно, потому что перестанет бояться нищей старости. Мы же
с Люси только пешки в этой игре. Ловко придумано.
— Мне никогда не разрешат выйти замуж за Севу, —
тихо пояснила Люси, — только в одном случае можно выцарапать согласие у
мамы.
— И в каком?
— Если я буду от него беременна.
— В чем же проблема? По-моему, это нетрудно.
Девушка вздохнула:
— Как раз наоборот. Меня никуда не отпускают одну,
стерегут, как невесту в средневековой Испании. Езжу только на машине с шофером,
дома телефон всегда подслушивают… Но с вами меня бы отпустили, в театр,
например.
— Не понял, — пробормотал я, — вы хотите,
чтобы…
— Ой, — покраснела Люси, — и что вам только в
голову взбрело. Я прошу, чтобы вы сейчас сказали Николетте, что приглашаете
меня, ну, например, в консерваторию. Естественно, та сообщит маме. Вы завтра
заедете за мной, посадите в свою машину, и мы отправимся якобы на концерт.
Только вы отвезете меня к Севе.
— Ага, — сообразил я, — а назад как?
— Ну, договоримся о встрече, и вы благополучно вернете
меня домой.
Я призадумался.
— Пожалуйста, — шепнула Люси, и ее карие глаза
начали медленно наливаться слезами, — помогите. Иначе мама выкрутит всем
руки, и нас потащат в загс. Думаю, вам это нужно еще меньше, чем мне.
— Ладно, — согласился я, — попробуем.
— Спасибо, — обрадовалась Люси, — век не
забуду услуги.
Следующие часы протекали в светской беседе. Словом, все шло
как обычно. Небольшое оживление вызвал Лев Яковлевич, появившийся с цветами, не
с одной розой, а с целым букетом из роскошных растений, желтых, с
кроваво-красными серединками.
— Лева, — взвизгнула Николетта, принимая
подношение, — где нашел?
— У мужчин свои секреты, — усмехнулся
Водовозов, — и к майонезу они не имеют никакого отношения.
Домой я попал около полуночи. Тихо, чтобы не разбудить
хозяйку, снял верхнюю одежду и пошел к себе. Мое внимание привлек луч света,
пробивавшийся из-под двери кабинета. Значит, Нора работает. Ничего странного в
этом нет. Она частенько засиживается почти до утра, у Элеоноры бессонница.
Я постучал в дверь, а потом приоткрыл ее.
— Добрый вечер.
Хозяйка сидела спиной к двери. Мне ее поза показалась
странной. Она полусвесилась из коляски на левый бок.
— Нора, — испугался я, — вам плохо?
Быстрым шагом я обошел инвалидное кресло и увидел, что моей
работодательнице более чем не по себе. Из приоткрытого рта стекала прозрачная
струйка слюны, глаза странно косили.
— Что? — окончательно перепугался я. — Что,
Нора!
— М-м-м-м, — еле выдавила из себя она, —
м-м-м-м.
Инсульт! Мигом вспотев, я ринулся к телефону и вызвал врача,
потом подлетел к Норе и осторожно выпрямил скособоченное туловище.
— М-м-м, — стонала Нора.
— Пить?
— М-м-м.
Я сбегал на кухню и приволок минералку, но Элеонора не
сделала ни глотка.
— М-м-м.
— Что? Ну что? — засуетился я, ощущая полнейшую
беспомощность. — Чем я могу помочь?
Внезапно мутный взгляд Элеоноры сфокусировался и устремился
на письменный стол. Обрадованный, я схватил лист бумаги и ручку. Но правая рука
отказывалась повиноваться хозяйке. К сожалению, я слишком хорошо разбираюсь в
инсультах. У моего отца их было ровно шесть. Отсутствие речи его совершенно не
пугало и, по-моему, даже радовало, потому что он наконец-то получил право со
спокойной совестью не беседовать с маменькой, а писать он мог, правда, правая
рука его вначале не очень хорошо слушалась, хоть и не отнялась, но была как
чужая. Однако отец скоро нашел выход, начал тыкать пальцами в клавиши пишущей
машинки. Все воспоминания молнией пронеслись в моем мозгу, и я подкатил Нору к
клавиатуре компьютера.
— Вот.
Нора, кое-как подняв правую руку, начала нажимать на
клавиши. По экрану побежали слова: «Найди убийцу Риты».
— Хорошо, хорошо, — постарался я успокоить
Нору, — обязательно.
«Поклянись».
— Но…
«Поклянись».
— На чем?
«Возьми из шкафа Библию».
Я неверующий человек. К сожалению, мои родители были
атеистами. Жаль, что с самого детства в мою голову не вложили мысль о
существовании господа. Верующему человеку жить легче. Хотя лет пять тому назад
я, поддавшись всеобщей моде, крестился. Как у всех людей, у меня в душе живет
небольшой червячок сомнения. Создателя нет, мы всего лишь высокоразвитые
животные… А вдруг? Поэтому сейчас брать в руки Библию мне совершенно не
хотелось.
«Поклянись».
— Хорошо, — вздохнул я и произнес то, чего от меня
ждали.
— Обязательно найду убийцу Риты.
«Нет. Пусть я подохну, если нарушу обещание».
Сами понимаете, что отказать почти умирающему человеку
нельзя. Я повторил фразу.
«Открой сейф».
Внутри железного ящика лежали тугие пачки денег.
«Бери сколько надо. Пока я не выздоровлю, ты хозяин в доме».
— Хорошо, — кивнул я.
И тут в квартиру ворвались врачи. Примерно через час Нору
повезли в палату, я шел за каталкой, ощущая острое чувство жалости.
— Скажите, доктор, какой прогноз?
