— Куда?
— Хватит идиотствовать, — повысила голос
Николетта, — ко мне, естественно.
— Зачем?
— Вава, — ледяным тоном процедила матушка, —
ты забыл? Сегодня журфикс, все в сборе.
— Но, честно говоря…
— Немедленно замолчи и приезжай, — прошипела
Николетта, — я нашла для тебя великолепную партию, чтобы через полчаса
явился.
Я со вздохом сунул телефон в кресло и подошел к шкафу. У
Николетты просто маниакальное желание меня женить, и здесь мы с ней никак не
можем прийти к консенсусу. Девушки, которые нравятся мне, заставляют Николетту
брезгливо поджимать губы, а от тех дам, которых сватает она, у меня дыбом
встают волосы даже на ногах. Но делать нечего. Перспектива приятно провести
вечер в кресле у камина, с любимой книгой в руках лопнула, словно воздушный
шарик. Сейчас придется влезать в смокинг, застегивать бабочку, зашнуровывать
лаковые ботинки и мчаться к Николетте, чтобы узреть очередную кандидатку на
роль госпожи Подушкиной.
Глава 7
Дверь мне открыла домработница Таисия. Тася служит у
маменьки много лет, когда-то родители вывезли ее из деревни, и своей семьи у
нее нет. Когда мы с маменькой враз стали нищими, Таисия не ушла от хозяев,
перестав получать зарплату, да и куда ей было идти? Она превратилась в нечто
непонятное, вроде компаньонки или дальней родственницы, живущей в доме из
милости и ведущей в благодарность все хозяйство.
— Здравствуй, Ванечка, — сказала Тася, —
давай пальтишко приму.
— Спасибо, — ответил я и вытащил из кармана
шоколадку «Вдохновение», — угощайся.
— Балуешь ты меня, — зарделась Таисия, —
хочешь, иди на кухню, поешь, кулебяка у меня сегодня высший класс. Тебе втихаря
кусочек из серединки заначила.
— Думаешь, в гостиной мне угощенья сегодня не
достанется?
— Николетта в боевом настроении. А уж тебе красоту
подыскала, — захихикала Тася, — лучше послушай меня и поешь спокойно
на кухне, а то глянешь на невесту и мигом аппетита лишишься.
Не обращая внимания на ее ворчание, я распахнул дверь в
гостиную и обозрел окрестности.
Так, все те же лица. Две маменькины старинные подружки,
находящиеся, как и Николетта, в позднем постклимактерическом возрасте: Лёка и
Киса. Естественно, у них имеются нормальные имена. Лёка, кажется, по паспорту
Ольга Сергеевна, а Киса — Екатерина Андреевна или Алексеевна, точно не скажу,
весь бомонд зовет их исключительно кличками. Лёка и Киса. Обе они бывшие
актрисы, впрочем, что это я, актрисы никогда не уходят со сцены. Перестав
играть перед зрительным залом, они делают это дома и в гостях постоянно.
— Вава! — взвизгнула Лёка. — Как ты вырос!
Если учесть, что мне сорок, это заявление пришлось как
нельзя кстати.
— И потолстел, — брякнула Киса.
Я посмотрел на ее тщедушное тельце, тощенькую шейку,
высовывающуюся из воротничка элегантной блузки, ручки, похожие на куриные лапы…
Видели когда-нибудь непотрошеных кур, лежащих на прилавках? Бело-серые тушки
покоятся, воздев вверх морщинистые, желтовато-пупырчатые «пальчики». Вот
напяльте на них мысленно штук шесть брильянтовых колец, на «запястье» —
браслеты, покрасьте когти в кровавый цвет — и готово: перед вами рука Кисы.
Подавив вздох, я галантно улыбнулся и произнес:
— Старею потихоньку, зато над вами, милые дамы, время
не властно. Наверное, знаете средство Макропулоса…
Ну вот, скажете вы, убеждал всех, что никогда не врет, а
сам… Но прошу учесть, что ложь ради получения выгоды отвратительна, светское же
поведение предполагает определенную дозу лицемерия. И вообще, психологи
подсчитали, что нормальный человек кривит душой примерно раз двадцать в день,
причем чаще всего делает это из лучших побуждений. Ну-ка, припомните, утром у
вас спросил коллега по работе: «Как дела?»
Вы что, начали ему подробно объяснять семейную ситуацию?
Нет, конечно, буркнули быстро: «Да нормально», — и ушли.
Более того, если бы вы вдруг, уцепив его за лацкан,
принялись рассказывать правду про жену, пилившую вас весь воскресный вечер
из-за того, что соседи сделали ремонт и купили мебель, а у вас развалился
диван, то скорей всего удивили бы парня безмерно и приобрели репутацию зануды.
Знаете, кто такой зануда? Человек, который на вопрос: «Как поживаешь?» —
начинает подробно рассказывать о своих проблемах.
— Вава, — верещала Лёка, — ты еще не женился?
Это очень плохо. Семья — главное в жизни.
Если учесть, что за спиной у Лёки то ли шесть, то ли семь
разводов, ее можно считать настоящим авторитетом в «брачной» области.
— Ну не нападай на него, — подала голос
Николетта. — Вава, иди сюда скорей.
Я подошел и приложился к хрупкой ладошке, пахнущей духами.
— Добрый вечер, Николетта.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, она строго-настрого
запретила звать себя мамой.
— Наличие взрослого сына отвратительно старит, —
заявила маменька, — я еще совсем молода и очаровательна, но когда на
пороге появляешься ты со своим ростом и басом бубнишь: «Мамочка»,
присутствующие мигом накидывают мне как минимум десять лет.
Рост у меня и впрямь ого-го, около метра девяносто пяти, и
матушку я с тех пор зову только по имени. Кстати, давно собираюсь попросить ее,
чтобы она перестала употреблять мое детское прозвище Вава. Останавливает только
то, что Николетта не послушается или, что еще хуже, станет всех поправлять:
«Ой, умоляю, не говорите „Вава“, он этого не переносит».
— Садись, Вава, садись, возьми кулебяку, — трещала
Николетта, указывая на румяный пирог, — с капустой, твоя любимая.
Я на самом деле люблю Таисину выпечку, поэтому нацелился на
самый аппетитный кусок, но тут Николетта дернула меня за плечо.
— Знакомься, Вава, это Люси.
Я обернулся, увидел в кресле, под торшером молодую женщину и
от ужаса уронил на пол ломоть пирога.
— Вава! — возмутилась маменька. — Какой ты
неаккуратный! Тася, подойди сюда.
Домработница материализовалась на пороге, она посмотрела на
валявшиеся на ковре куски мякиша и ошметки капусты, перевела взгляд на мое лицо
и, тщательно скрывая ухмылку, заявила:
— Сейчас замету.
— Да уж постарайся побыстрей, голубушка, —
недовольно процедила Николетта, — совсем не следует объяснять нам, что ты
собираешься делать, главное, выполни работу.
Потом она вновь обратила внимание на меня.
