— Делать-то теперь что? — шептал Николай, ломая
пальцы.
— Ты милицию вызывал?
— Нет, — растерянно ответил двоюродный
брат, — тебя ждал.
Андрей молча взял телефон. Инфантильный Николаша привык в
трудных ситуациях рассчитывать на других.
Вскоре приехала бригада, и началась обычная в подобных
случаях процедура. Дома Николай оказался только в девять вечера. Соня,
причитая, уложила его в кровать и принялась поить Андрея чаем, приговаривая:
— Боже, ты себе представить не можешь, какой это стресс
для моего мальчика!
Андрей пропустил мимо ушей бестактное замечание тетки. Если
разобраться, он тоже испытал стресс, к тому же, называя сына «мальчиком», Соня
явно забыла, что Андрей младше двоюродного брата на два года.
На следующий день Николаша не встал, лежал в кровати, Соня
вызвала к нему армию врачей. Она ни на секунду не отходила от сына, забыв
сообщить о жутком событии Норе и другим подругам. Но в пятницу утром, около
восьми, случилось невероятное. В дверь позвонили, Соня открыла дверь, увидела
группу милиционеров… А потом ее увели, и Николаша опять, впав в истерику,
позвонил Андрею.
— Где же сейчас Соня? — спросил я.
— Была в районном отделении, — ответила
Оля, — я бегала туда, думала, увижу ее.
— Ну и?..
— Сказали, что отправят на Петровку, в изолятор
временного содержания. Вроде она убила Беату.
— Бред, — фыркнул я, — Соня не способна мухи
обидеть. Да, ей не нравилась будущая невестка, но такое происходит с тысячами
женщин.
Оля мрачно сказала:
— Я то же самое заявила милиционерам, а они ответили,
будто там, на месте преступления, осталось столько улик против нее, что
следствие — это лишь проформа.
— Ты не запомнила фамилию человека, который с тобой
беседовал?
— Никонов Дмитрий Константинович, — ответила
девочка.
Глава 3
Вечером, около восьми, к нам приехал Максим Иванович
Воронов. Макс работает на Петровке, он имеет звание майора. Мы познакомились
совершенно случайно, во время очень неприятных событий, связанных с внучкой
Элеоноры Ритой. Когда ситуация, о которой я даже не хочу тут вспоминать,
разрешилась, Нора отправила Маргариту от греха подальше. Сейчас Риточка учится
в Лондоне, в очень дорогом закрытом колледже. Студентов выпускают за его
пределы только три раза в год: на Рождество, Пасху и летние каникулы.
Максим прошел в комнату и сел в кресло. Он один из немногих,
кого я зову просто по имени и на «ты».
— Хочешь чаю? — заботливо поинтересовалась Нора.
— Лучше бутерброд с колбасой, — попросил
Макс, — весь день ничего не ел.
— Одно не исключает другого, — хмыкнула
Нора, — только извини, сегодня на самом деле угощу тебя бутербродами,
ужина нет. Впрочем, завтрака и обеда тоже не было. Ну нельзя же считать едой ту
тошниловку, что приготовила Ленка. Ладно, велю ей соорудить сандвичи, надеюсь,
хоть на это она способна.
Нажав на кнопку, спрятанную в ручке кресла, Элеонора выкатилась
в коридор.
— У вас же вроде была кухарка, Туся? — недоуменно
спросил Максим. — Готовила вполне прилично…
Я кивнул.
— Точно, была такая, но вчера Нора ее выгнала.
— За что?
— Хозяйке первый раз за год пришла в голову идея
проверить счета, и выяснилась интересная вещь.
— Какая?
— Десяток яиц в нашем городе стоит сто рублей, а батон
хлеба — тридцать. Я уже не говорю про мясо, рыбу, чай и кофе.
— Где она нашла такие цены? — изумился Максим.
— Вот и Нора задала себе такой же вопрос, —
ухмыльнулся я, — а потом выставила наглую воровку за дверь. И теперь мы
живем в условиях, приближенных к фронтовым. Горничная Лена хорошо убирает,
чудесно гладит, но ее варево пахнет так отвратительно, что и пробовать не
хочется.
Не успел я закрыть рот, как в гостиную вкатилась Нора, держа
в руках поднос, заставленный тарелками. Максим подскочил к ней.
— Спасибо, право, мне неудобно, что вы…
— Намекаешь на то, что я немощный инвалид, неспособный
подать гостю чай? — прищурилась Нора.
Максим слегка растерялся:
— Нет…
Элеонора ухмыльнулась. Вот всегда она так! Сконфузит
человека и довольна. Я ринулся на помощь Максиму:
— Нора всегда сама угощает тех, кого любит.
Хозяйка дернула плечом, но промолчала. К слову сказать, она
совсем не сентиментальна и терпеть не может дамские присюсюкивания и
причмокивания. Плачущей я видел ее только один раз, ревела моя хозяйка не от
отчаяния или горя, а от злости.
Максим мигом проглотил бутерброды, залпом выпил чай и
машинально вытащил из кармана сигареты, потом спохватился и засунул пачку
обратно. Кабы я не знал, что Макса растила мама-алкоголичка, трезвевшая только
после ночи, проведенной на морозе, подумал бы, что он получил отличное
воспитание. Майор ведет себя как светский человек: встает, когда в комнату
входит дама, ловко говорит комплименты, улыбается окружающим и не дымит вам в
нос. До знакомства с Максом у меня было иное мнение о представителях закона.
— Кури, кури, — разрешила Нора и вынула золотой
портсигар, набитый папиросами «Беломор».
Где она достает омерзительные цигарки, для меня остается
загадкой, мне ни разу не поручали их покупать. Впрочем, иногда у Норы на столе
можно увидеть упаковку «Казбека», она не переносит ничего другого, даже крепкий
«Житан» кажется ей слишком легким.
— Давай, — велела Элеонора, — рассказывай.
Макс спокойно произнес:
— Да ничего хорошего. К сожалению, гражданка Чуева
совершила действие, наказуемое законом. Может, она была в состоянии аффекта,
что слегка облегчит ее участь, но не избавит от ответственности.
— Ты не можешь нормально говорить? — взвилась
Нора.
— Запросто, — ответил Макс, — значит, так.
Ваша Соня прирезала эту Беату с особой жестокостью. Ой, простите, снова на свой
суахили скатываюсь. Она искромсала бедную девушку кухонным ножом, нанесла ей
двадцать четыре раны, что, в общем, слегка облегчает ситуацию.
— Не понима-аю, — протянул я.
