Девушка засмеялась.
— Ну очки такие, старомодные, коричневые, квадратные, у
моей бабушки похожие, родинка на щеке, вот тут, возле носа.
— Спасибо, — сказал я.
Старомодные очки и родинка — это точно Соня. Не понимаю, на
что надеется Элеонора. У Кати отличная память, она мигом узнает госпожу Чуеву.
— Знаете, кто это был? — немедленно спросила
девушка.
— Нет, — на всякий случай ответил я и вздрогнул.
Как все автомобилисты, я не ношу теплое пальто, и мороз
пробрался сквозь демисезонную куртку.
— Убийца! — сообщила Катя.
— Да ну? — подскочил я.
— Вы не в курсе?
— Нет.
— А еще брат!
— Извините, я только приехал из-за границы.
— Тогда понятно, — затарахтела Катя. —
Слушайте, я все-все знаю, главный свидетель! Сестра ваша замуж собиралась, а
будущая свекровь ее ненавидела!
— Кто это вам сказал? — поинтересовался я, лязгая
зубами.
Честно говоря, ботинки у меня тоже не предназначены для
длительных прогулок, замшевые, на тонкой подошве…
— Да сама Беата!
— Вы дружили?
Замотанная в толстую шубейку и обутая в теплые валенки, Катя
совершенно не испытывала холода, поэтому принялась весьма словоохотливо
прояснять ситуацию.
Как-то раз, примерно месяц тому назад, мать мужа довела
девушку до слез, и она гуляла во дворе с сыном в отвратительном настроении.
Неожиданно из подъезда вышла Беата и улыбнулась.
— Здравствуйте, какой сегодня день замечательный,
солнечный.
— Ничего хорошего, — буркнула Катя.
Она немного удивилась. Беата появилась в их доме не так
давно и держалась со всеми вежливо, но отчужденно.
— Вы расстроены? — спросила соседка.
— Свекровь доконала, — пожаловалась Катя, —
прямо запилила до смерти, все ей не хорошо.
— Вот и у меня такая же будет, — вздохнула
Беата, — еще в загс заявление не отнесли, а уже терпеть меня не может.
Около получаса девушки простояли возле подъезда, обсуждая
милых родственниц, и расстались весьма довольные друг другом. Катя и думать
забыла об этом разговоре, но пару дней назад ее вызвали повесткой в милицию,
провели в комнату, где стояло пятеро женщин в каракулевых шубах, и попросили:
— Посмотрите внимательно, никого из присутствующих ранее
не встречали?
Девушка прищурилась и воскликнула:
— Вот эта из нашего подъезда вылетела! Я ее сразу
узнала, по родинке на щеке.
Потом молодой милиционер, провожавший Катю на выход,
разболтал, что эта тетка убила накануне свадьбы невесту своего сына.
— Вот оно как, — причитала Катя, — теперь они
нас уже ножами резать начали. Я прям боюсь в ванну пойти, моя запросто утопить
может.
— Почему вы сказали, что Беата недавно появилась в
доме? — удивился я.
— Так Евгения Львовна умерла, — невпопад ответила
Катя.
— Кто? — совсем растерялся я.
— В ее квартире раньше баба Женя проживала, а примерно
год назад ее похоронили. Ну затем Беата въехала, вроде ей по наследству площадь
отошла.
— Где же она раньше жила?
— Понятия не имею.
Я лязгнул зубами и осведомился:
— Не знаете, случайно, Лена эта, что газетами торгует,
где обитает?
— А здесь, — пояснила Катя, — в нашем
подъезде, на пятом этаже, ее квартира самая последняя.
— И Евдокия Петровна тут?
— Эта старая жаба? Точно.
Я поблагодарил Катю и на негнущихся, словно поленья, ногах
двинулся в подъезд.
Внутри обшарпанного помещения невыносимо воняло кошачьей
мочой, но мне было все равно. Сняв перчатки, я взялся за батарею и
почувствовал, как тепло проникает сквозь ладони. Внезапно на лестнице
показалась старуха и заругалась:
— Ишь, устроился, ступай отсюдова во двор ссать. Нечего
из подъезда сортир делать!
— Я греюсь.
— Брехун, — выплюнула милая старушка, —
навонял тут.
Ее толстое, помятое лицо излучало гнев, маленькие глазки
злобно поблескивали из-под набрякших век. Я оторвался от батареи и пошел вверх.
Сначала заглянул к Лене, которая первого января в такой мороз явно сидит дома.
Дверь без всяких вопросов распахнула девочка лет двенадцати.
Лениво двигая челюстями, она, обдав меня запахом мятной жвачки,
поинтересовалась:
— Что надо?
— Можете позвать Лену?
— Маманька на работе.
— Ужасно, — совершенно искренно возмутился
я, — в такой жуткий холод торгует на улице.
— Жрать-то завсегда охота, — философски пояснила
девчонка, — мамашке семьдесят рублей в день дают, не выйдет на точку — ни
фига не получит! Да вы, дяденька, ступайте за угол, она там кукует.
— До которого часа?
— В восемь свернется.
Я вздрогнул. Стоять на пронизывающем ветру десять часов, не
имея возможности нормально поесть и согреться, получая за каторжный труд семьдесят
рублей? Ей-богу, мне здорово повезло в жизни.
— Не подскажете, Евдокия Петровна в какой квартире
живет?
— Жаба? Прямо под нашей, — ответила отроковица и с
треском захлопнула дверь.
Я пошел по ступенькам к той, кого Катя и дочь Лены называли
жабой.
Глава 7
Надо сказать, что Евдокия Петровна и впрямь напоминала
лягушку. У нее были слегка выпученные глаза и большой рот, сходство довершал
темно-зеленый халат, в который куталась бабушка. Скорей всего, у нее проблемы
со щитовидкой, я бы на месте родственников старухи сводил ее к эндокринологу.
— Тебе чего, милок? — весьма приветливо
осведомилась Евдокия Петровна. — Чем торгуешь?
Внезапно я ляпнул:
— Милиция, разрешите войти?
— Конечно, — засуетилась хозяйка, — скидавай
ботинки, держи тапки. Экая у тебя куртенка жидкая, прямо на рыбьем меху; платят
небось мало, хорошую вещь не купить. Замерз, поди, хочешь чайку с мороза?
