– Это реальная жизнь, – ответила девушка не очень
весело, но определенно с долей дерзости. – Кампания ведь только началась.
Мара нехорошо прищурилась:
– Что-то эта твоя военная добыча чересчур быстро
осмелела. Определенно дерзит. Давай я все же позову Топоров? Мы же не звери,
семи-восьми будет достаточно, устроят ей веселенькую брачную ночь, чтобы не
корчила из себя…
Девушка смолчала явно ценой величайших усилий, помня все же,
что она здесь не в гостях, но одарила Мару выразительнейшим взглядом – мол,
сойтись бы нам в чистом поле…
– Отставить, – сказал Сварог. – Над пленными
издеваться не годится. Будем благородны, как победителю и положено.
– Вот кстати, ваше величество, – сказала девушка
серьезно. – Коли уж вы напомнили, что я пленная, не соблаговолите ли
обращаться со мной, как надлежит по правилам войны? Все-таки я лейтенант конной
гвардии… Верните мне мундир и распорядитесь отвести к остальным пленным.
– Где ее мундир?
– Валяется где-то тут, в чулане, – сказала
Мара. – Пуговицы, правда, нет ни единой – пооборвали, когда ее в амбаре
разложить собирались.
– Меня устроит и мундир без пуговиц, лишь бы он был
мой, – сказала девушка. – А что до ваших подковырок, лауретта…
искренне вам желаю не попасть в руки нашим гвардейцам, когда ваша доблестная
армия очень скоро будет отсюда улепетывать сломя голову. Вряд ли с вас труднее
стянуть штаны, чем с меня…
– Наглая, спасу нет, – в полный голос сказала Мара
Сварогу таким тоном, словно тут никого больше не было, кроме них двоих. –
Может, все же свистнуть Топоров?
– Хватит тебе, – сказал Сварог. – Наша
гостья – неглупая девушка. Она уже поняла, что с ней никто не будет
обращаться по-скотски, и приобрела некоторую уверенность. И потом, она
наверняка гордячка, вот и пытается, удерживаясь в рамках, все же показать
сварливый норов… – он повернулся к пленнице. – Улепетывать, говорите?
Вот что я вам скажу, лауретта… Не соблаговолите ли назвать ваше благородное
имя? Если только у вас нет причин его стыдиться…
– Ни малейших, – вздернула она подбородок. –
Я – Далиана, графиня Слатеро. Живу в Акобаре, на улице Златошвеек.
– Очень приятно, – сказал Сварог. –
А меня зовут Сварог Первый, уж позвольте без титулов… Так вот, дражайшая
графиня, я обязательно приглашу вас в гости на бокал вина, когда возьму ваш
Акобар. Не обязательно во время этой кампании, но, честью вам клянусь, вы не
успеете очень уж состариться…
– Вы и в самом деле полагаете себя хозяином Харума?
– Если поразмыслите на досуге, быть может, согласитесь,
что я прошел большую часть пути к этой цели, – спокойно сказал
Сварог. – Честь имею, аудиенция окончена. Мара, проводи госпожу графиню. И
смотри у меня…
– Да ладно, – фыркнула Мара. – Повинуюсь.
Пошли, пленница, искать твои тряпки, пропахшие пороховым дымом и пробитые
сотней вражеских пуль…
Не глядя им вслед, Сварог вернулся в спальню. Налил себе до
краев «Кабаньей крови», взяв бутылку с богато сервированного предупредительными
холуями столика, погасил обе лампы и сел в кресло у окна, приоткрыв створку,
чтобы впустить ночную прохладу. Сделал большой глоток и расслабленно откинулся
на мягкую высокую спинку.
Слышно было, как внизу, по брусчатке, тяжелым шагом
прохаживаются часовые, во множестве отряженные беречь высочайшую особу. Удачно
получилось, что окна выходили на ту часть небосклона, где не видно Багряной
Звезды – а ведь она приближалась, она уже была настолько близко, что некоторые,
пусть и не наделенные особыми способностями, но особо чувствительные к разнообразным
небесным феноменам, начинали что-то такое чуять, уже пошли толки в народе, о
чем прилежно доносила тайная полиция. И ведь это еще цветочки. Примерно через
месяц, по точным данным, на нее начнут реагировать еще больше людей – в
точности так, как на изменение атмосферного давления сердечники или на погоду –
ревматики. А еще через месяц ее будут видеть все. И вот тогда…
Но Багряная Звезда, если откровенно, была не самой большой
заботой. Еще и оттого, что никто не знал конкретно, чего от нее ждать, какие именно
бедствия и напасти могут свалиться на голову. Страшных россказней и жутких
преданий кружило множество, и в обывательских пересудах, и в потускневших
старинных рукописях, но точной информации не имелось. По крайней мере, даже
Элкон, втихомолку шаривший по самым тайным компьютерным кладовым, до каких
только мог дотянуться, ничего не нашел – да и Гаудин клятвенно заверял, что
ничем подобным не располагает.
Была еще и другая загадка – не столь глобальная, касавшаяся
его одного, но именно оттого неимоверно мучительная. Эти долгие, странные, до
ужаса реальные сновидения, затянутые, логично продолжавшиеся, никогда не
повторявшиеся. Сны о Димерее, о Граматаре, о девушке Клади, о броненосце
«Серебряный удар». А теперь еще и о Каскаде…
В первый раз, когда это накатило, он едва не подвинулся умом
– открыл глаза, увидел вокруг орду встревоженных лейб-медиков и сановников, не
сразу и убедивших Сварога, что он более чем трое суток пролежал в каком-то
странном оцепенении, не похожем, хвала Единому Творцу, на смерть, отравление,
летаргию или магический удар извне – но и с обычным сном не имевшим ничего
общего. Убедили, в конце концов, приведя кучу свидетелей из тех, кто не склонен
шутить глупые шутки над своим грозным повелителем, предъявили газеты за три
дня, отвели к главным дворцовым часам с точным календарем…
Он поверил – но с тех пор лишился покоя. Сны о Димерее были
до ужаса реальны, он помнил массу деталей, самых мелких, каких обычно не
полагается нормальным снам. У него ощутимо побаливало в тех местах, куда
во время димерейских приключений приходились удары. У него еще стоял на губах
вкус женских поцелуев, морской воды и обедов в харчевнях. Если суммировать
воспоминания и ощущения, трудно отделаться от навязчивого впечатления, что за
эти три дня оцепенелого беспамятства он и в самом деле прожил долгие недели в
каких-то неведомых мирах…
Потом это повторилось – сны, ничуть не похожие на сны,
полные мельчайших подробностей и реальных ощущений. И в третий раз. Теперь,
наконец, нечто новое – Каскад…
Как он ни старался, не мог отыскать разгадку. Никто не мог
помочь. Элкон во время долгих компьютерных странствий не отыскал в массиве
фактов, легенд и непроверенной информации ничего хотя бы отдаленно похожего.
Мэтр Лагефель разводил руками. Анрах недоуменно скреб в затылке, даже не
оборачиваясь к своим книжным полкам. Гланские старухи, вещуньи и ведуньи,
скрипя немногими сохранившимися зубами, сознались в своем совершеннейшем
бессилии прояснить хоть что-то. Верная колдунья Грельфи твердила, что это
неспроста (до чего же глубокая и оригинальная мысль! – горько усмехался
Сварог), что Сварог, очень может оказаться, кругом прав, и эти сны в самом деле
вовсе даже не сны, и она, точно, что-то такое унюхивает. Но и она не могла
сказать ничего конкретного, ругаясь от бессилия почище пьяного драгуна,
растерянно разводя руками, мучительно подыскивая в человеческом языке сравнения
тому, что она чувствует – мол, отголоски далекого крика на пределе
слышимости, неясная тень в небе…
