Как бы там ни было, «Восход Скорпиона»
прокрутили в Сан-Франциско в 1964 году в «The Movie», кинотеатре Северного
Пляжа. Энгер жил на последнем этаже этого здания. Рекламой фильма служил
прикрепленный к стене кинотеатра нехитрый коллаж из газетных вырезок об Ангелах
Ада. Намек был настолько недвусмысленным, что сан-францисские Ангелы устроили
настоящее паломничество в кинотеатр, дабы убедиться во всем собственными
глазами. Увиденное их отнюдь не впечатлило. Они не разозлились, нет, скорее
обиделись до глубины души. Им показалось, что их название было мошеннически
использовано в коммерческих целях. «Черт, фильм-то понравился, – сказал
Френчи. – Но к нам он не имеет никакого отношения. Мы все тащились, когда
смотрели. А потом вышли на улицу, и увидели все эти вырезки о нас, вывешенные
как реклама. Старик, это была наебка, это было неправильно. Многих просто ввели
в заблуждение, а мы сейчас вынуждены выслушивать о себе всякую чушь, вроде того
что мы – пидоры. Блядь, да ты видел прикиды этих панков? А эти глупые чертовы
мудацкие курьерские байки? Старик, только не говори мне, что мы имеем отношение
к этому дерьму. Ты-то прекрасно знаешь, что это не так!»
Похоже, Энгер согласился с такой точкой
зрения, но без лишнего шума, тихо и спокойно. Не было надобности портить
поднявшийся вокруг фильма очередной ажиотаж, кроме того признак тонкой и
обостренной интуиции при всем наборе гомосексуальных штучек – способность
практически безошибочно распознать гомосексуальность в других. Короче, Ангелы
обеспечивали фильму то ощущение реальности происходящего на экране, которого
как раз «Скорпиону» и не хватало. Скрытый пидорский фактор киноленты
предоставил прессе возможность подмешивать в репортажи об изнасилованиях некую
вычурность и странноватость. Сами же «отверженные» были опущены на самый низкий
уровень общественного бытия и сознания и превратились в объекты для обожания
грязными и низменными типами. И еще охотнее, чем прежде, их образы стали
вплетать в ауру эротической и жестокой мистерии: шумные, драчливые сатиры,
готовые и в Конгрессе отыметь все, что движется, отыметь чем угодно и в любое
отверстие.
Глава 8
«Эти панки со своими мотоциклами и нацистскими
побрякушками терроризируют все общество в целом и каждого его члена в
отдельности. Они – угроза, чертовски серьезная угроза, степень которой
возрастает с каждым годом все больше и больше» («Man`s Peril» цитирует
представителя полиции Флориды. Февраль, 1966).
«Ангелы боготворят свои мотоциклы. Они
забирают их на ночь к себе домой. Сами они спят на пропитанных машинным маслом
постелях, но на их байках не найдешь ни единого пятнышка» (коп из
Лос-Анджелеса, 1965 г.).
*
Чем дальше Ангелы выходили за пределы своего
круга, тем больше паники они вызывали. Вид компании «отверженных», впервые
встреченной на хайвее, просто оскорбителен для любых расхожих представлений о
том, что и как именно должно происходить в Америке; такая материализация
«призраков шоссе» настолько необычна, что может быть принята за дурную
галлюцинацию… именно в этом случае понятие «outlaw» как «стоящий вне закона» приобретает
реальный смысл. Увидеть одинокого Ангела, с ревом несущегося в потоке машин,
наплевавшего на все правила, ограничения и условности, – значит воспринять
мотоцикл как инструмент анархии, орудие демонстративного неповиновения и даже
оружие. «Безлошадный» Ангел Ада, идущий на своих двоих, со стороны может
выглядеть довольно по-дурацки. Их неряшливый, небрежный спектакль и
бессодержательные разговоры могут быть интересны какое-то время, но, помимо
изначальной эксцентричности, их тусовка так же утомительна, занудна и
депрессивна, как и костюмированный бал-маскарад для умственно отсталых детей.
Есть что-то патетическое в компании людей, которые собираются каждую ночь в
одном и том же баре и воспринимают самих себя на полном серьезе, щеголяя своими
поношенными прикидами. В будущем им ничего не светит, кроме шанса подраться или
порции очередного мозгоебства с какой-нибудь пьяной уборщицей.
В образе Ангела, который мчит на своем байке,
никакой патетики нет. Единое целое – человек и его машина – это гораздо больше,
чем каждый составляющий его элемент по отдельности. Мотоцикл – единственная
вещь в жизни Ангела, которая полностью находится в его власти, в полном его
подчинении. Это исключительный по значимости символ социального статуса
байкера, держащий его на плаву, и Ангел холит и лелеет его точно так же, как
блудливая старлетка из Голливуда холит и лелеет свое тело. Лишившись байка, он
становится не многим лучше панка, идиотничающего на углу. И он сам знает это.
Ангелы не могут ясно и доходчиво излагать свои мысли по поводу многих вещей в
этой жизни, но в тему мотоциклов они привносят поистине поэтическое
вдохновение, душевный подъем влюбленных. Сонни Баргер, человек, никогда не
опускавшийся до сентиментальной расхлябанности, однажды определил слово
«любовь» как «чувство, которое охватывает тебя, когда что-то нравится тебе так
же сильно, как твой мотоцикл. Думаю, что такое чувство действительно можно
назвать любовью».
Тот факт, что многие Ангелы в буквальном
смысле слова сделали свои байки из украденных, обмененных или изготовленных на
заказ деталей, лишь наполовину объясняет их глубокую привязанность к
мотоциклам. Человек должен собственными глазами увидеть outlaw, оседлавшего
своего «борова» и жмущего на кик-стартер, чтобы понять в полной мере, что ЭТО
значит. Ситуация, сходная с той, когда умирающий от жажды наконец находит воду.
Меняется выражение его лица, меняется осанка, весь он излучает уверенность и
силу. На какую-то секунду он сливается с большой машиной, дрожащей между его
ног, а затем стартует, срывается словно ракета… иногда это делается довольно
спокойно, без лишних эмоций, а иногда – раздаются оглушительный рык и скрежет:
так, что дрожат стекла в соседних домах… вот-вот посыпятся вниз… Но в любом
случае вы становитесь свидетелем упоительного, стильного рывка с места… И
подобным грандиозным образом заканчивая ежевечерние посиделки в баре, Ангел изо
всех сил старается остаться в памяти остальных таким вот классным и
незабываемым. Каждый Ангел – это зеркало, в которое смотрится охваченное
восхищением и обожанием общество. Они поддерживают и подбадривают друг друга –
в силе и слабости, падениях и триумфах… и каждую ночь в момент закрытия кабака
они отчаливают с прощальным салютом: музыкальный автомат воет мелодию Нормана
Любоффа, в баре мерцает тусклый свет, и луна щерится на пьяное громыхание
Шейна.
