— Перестань делать из себя гречневую кашу, —
топнула ногой девочка.
Я осторожно, стараясь особо не вертеть головой, снял куртку
и удивился:
— При чем тут гречка?
— При том, — гневно воскликнула Миранда, —
она такая жидкая, по тарелке размазывается!
Нора закашлялась и решила прийти мне на помощь:
— Ну, не нападай так на Ивана Павловича. — И
обратилась ко мне: — Кстати, вот чемодан, держи.
Я уставился на кожаный, очень дорогой саквояж, перехваченный
ремнями, и совсем изумился:
— Зачем он мне?
Нора нахмурилась:
— Не помнишь, что ты вчера обещал?
Я вновь почувствовал приступ дурноты и честно признался:
— Нет.
Элеонора покачала головой:
— Вчера вечером я позвонила тебе на мобильный и
предупредила, что надо отвезти в Шереметьево посылку для Кати Гельфман. Вот тут
на бумажке все написано, номер рейса, кто заберет чемодан…
— Хотите сказать, что я проспал? — испугался я.
— Нет, — успокоила меня хозяйка, — времени
полно, еще успеешь привести себя в порядок, умыться и отчитаться о проделанной
работе. Кстати, Ленке сегодня удалось сделать вполне нормальный геркулес,
хочешь?
Я сглотнул слюну:
— Нет, ни в коем случае.
— Ага, — кивнула Нора, — тогда жду через
полчаса в кабинете.
Я прошел в свою комнату, стащил грязную рубашку, бросил ее в
кресло и увидел на кровати Василия и Филимона. Сладкая парочка опять спала
вместе.
— Ну, ребятки, добрый день. Вас без меня кормили?
Василий недовольно открыл глаза, коротко мяукнул, пару
секунд смотрел на меня, потом встал и потянулся. Я сел возле зверушек на
кровать. Честно говоря, больше всего хотелось упасть на подушку и заснуть. Кот
подошел ко мне и потерся головой о руки. Я наклонился. Василий чихнул и коротко
сказал:
— Мяу.
Затем он уставился на меня и вдруг разразился странными
звуками, меньше всего напоминавшими мурлыканье. Я бы сравнил их скорей с
горловым пением ненцев. Потом кот издал утробный рык, шерсть вспушилась, хвост
угрожающе забил по бокам, глаза прищурились, уши прижались к голове. Не
понимая, что обозлило Василия, я спросил:
— У вас дурное настроение, сэр?
Животное зашипело и прыгнуло в кресло. Сбоку послышалось
равномерное пофыркиванье. Я осторожно повернул голову. Филимон недовольно
дергал носом.
— И ты не настроен улыбаться, — пробормотал я и
сделал попытку взять длинноухого.
Всегда спокойный, даже апатичный кролик неожиданно поднял
верхнюю губу, обнажив длинные, вполне крепкие зубы. Я отдернул ладонь.
— Мяу, мяу, — донеслось из кресла.
Кот спрыгнул на пол и пошел к двери, на пороге он обернулся
и с укоризной заявил:
— Мяу! — Затем помедлил и добавил с другой
интонацией: — Мяу.
Василий явно вел какой-то разговор, недоступный для моего
понимания, похоже, кот был зол.
— Мяу, — отрывисто приказал он и вышел в коридор,
за ним мгновенно поскакал Филимон. Я посидел пару минут на кровати, собираясь с
силами, потом решил пойти в душ, взял с кресла грязную рубашку и обнаружил, что
она насквозь мокрая. Гадкий Василий, недовольный мной, отомстил по полной
программе.
Глава 30
В Шереметьево я прибыл точно к указанному времени и встал
около табло в зале отлета. Тяжелый саквояж, набитый, очевидно, кирпичами,
громоздился у ног, в руках я сжимал бумажку. Рейс номер… Москва — Иерусалим, А.
Штейнбок.
Глаза мои бегали по толпе. Отчего-то казалось, что
незнакомый Штейнбок — это невысокий кряжистый мужчина лет пятидесяти, с бородой
и усами. Бог знает, почему в голову взбрела эта мысль. Людской поток равнодушно
тек мимо, в здании было душно и слишком сильно пахло духами.
— Простите, — раздался сзади мелодичный
голосок, — вы, наверное, Иван Павлович?
Я обернулся. Хрупкая девушка лет восемнадцати смотрела на
меня прозрачными, словно весенние, еще не успевшие растаять льдинки, глазами.
— Это вы принесли посылку от Элеоноры?
— Э… да, жду А. Штейнбок.
— Правильно, — улыбнулась девочка, — вот мой
паспорт, смотрите.
Черно-белая фотография не передавала ее очарования. Алла
Ароновна Штейнбок, гражданка Израиля.
— Мне пора, — снова улыбнулась Аллочка и сделала
попытку оторвать каменно-тяжелый чемодан от пола.
Я галантно отстранил ее от поклажи.
— Покажите, куда отнести саквояж.
— На таможенный контроль, — махнула изящной ручкой
Аллочка, — не ожидала, что посылка такая огромная, у меня с собой только
ручная кладь, крохотная сумочка, я люблю путешествовать налегке!
Продолжая беседовать, мы добрались до того места, где
пассажиры показывали таможеннику свои вещи. Я поставил саквояж на ленту
транспортера и спросил у женщины в серой форме, сидевшей за стойкой:
— Вы разрешите проводить девушку? Очень вещи тяжелые.
— Только до паспортного контроля, — весьма вежливо
ответила таможенница, — дальше не пустят, там уже граница.
— Да, конечно, спасибо, — обрадовался я, и мы с
Аллочкой стали поджидать своей очереди на досмотр.
Впереди маячило несколько человек, впрочем, сзади тоже
выстроился хвост. Люди вели себя спокойно, нервничала лишь пожилая женщина,
находившаяся непосредственно перед нами.
— Слышь, сынок, — повернулась она ко мне, —
чего тут писать надо?
Я посмотрел на декларацию, заполненную почерком человека,
редко берущего ручку.
— Цель поездки.
— Это как?
— Ну, например, на лечение.
— Здорова, слава богу.
— Или туристическая поездка.
— Да нету у меня времени по музеям бегать.
— Тогда зачем в Израиль отправляетесь?
Бабка горестно вздохнула:
— Дочка у меня замуж вышла, все принца ждала.
Выбирала-выбирала и нашла еврея! Правда, хороший мужчина, хоть и веры не нашей.
Вот теперь лечу на внука посмотреть. Первый раз за границу, боязно мне.
