Я почувствовал себя мышью, которую загнали в угол две
жирные, нагло улыбающиеся кошки. Нора знакома с моей матерью полжизни и очень
хорошо понимает, что оказаться с Николеттой в одной квартире для меня смерти
подобно. Матушка способна превратить совместное проживание в ад. Уж на что
спокоен и незлобив был мой отец, а и то не выдерживал жену, в четверг вечером
обязательно уезжал на дачу, объявив:
— Книгу скоро сдавать, на свежем воздухе лучше
работается.
В воскресенье ему, правда, приходилось возвращаться,
выслушивать крики, упреки и вручать разъяренной жене подарки. Мой отец
старательно откупался от Николетты. Материальных проблем у него не было, а
колечко с бриллиантом мигом приводило супругу в хорошее расположение духа,
правда, ненадолго, дня на два, но мой папенька радовался любой передышке.
Если Николетта узнает, что я лишился работы, а с ней вместе
и немаленького заработка, она придет в ярость, и мне мало не покажется.
— Так как? — всепонимающе улыбнулась Нора. —
Звать Ленку и велеть ей снять чемодан с антресолей? Или все-таки поедешь к этой
Варе Арсеньевой?
Наверное, самое приятное в богатстве — это собственная
независимость. Но я, к сожалению, лишен счета в банке и вынужден частенько
заниматься такими делами, к которым абсолютно не расположен ни духовно, ни
физически.
Ничего не сказав Норе, я вновь набрал номер и произнес:
— Варя, очень прошу, не бросайте трубку.
Договорившись с Арсеньевой о встрече через два часа, я пошел
к выходу.
— Ваняша, — крикнула Нора, — погоди, я вчера
купила тебе подарочек, возьми-ка!
Я вернулся и получил из рук хозяйки библиографическую
редкость, прижизненное издание Брюсова в тяжелом кожаном переплете с золотой
застежкой.
— Нравится? — наклонила голову набок Нора.
— Спасибо, — улыбнулся я, — великолепная
книга.
— Вот и хорошо, — расцвела Элеонора, — а
теперь бери ноги в руки и топай поскорей.
Я отнес Брюсова к себе и пошел к машине. В отличие от
Николетты Элеонора тонко чувствует настроение другого человека. Брюсова она
явно приобрела в качестве презента к моему предстоящему дню рождения, но
сейчас, «сломав» секретаря, решила подсластить горькую пилюлю.
Варя Арсеньева жила в блочной пятиэтажке, причем на первом
этаже. Войдя в маленький, узкий и темный коридор, я стукнулся головой о
свисающий с потолка шар из пластмассы. С моим ростом нелегко находиться в таких
квартирках. И дело даже не в том, что, вытянувшись почти до двух метров, я
начинаю задевать макушкой электроприборы. В хрущевках мне очень душно и
начинает бить кашель.
Варя выглядела не лучшим образом. Ростом и фигурой она
походила на Алену: такая же невысокая, худенькая, но на этом сходство
заканчивалось. Шергина была красавицей, а Арсеньева напоминала мышь, которая по
недоразумению попала в стиральную машину, прокрутилась пару циклов в барабане и
вот теперь вылезла и сидит на полу, плохо понимая, что с ней стряслось.
На голове у Вари топорщились редкие блекло-серые прядки,
постриженные короче некуда. Маленькое личико с мелкими чертами не задерживало
на себе взгляда. Впрочем, может, если она, собираясь на выход, воспользуется
косметикой, то станет выглядеть намного лучше, на моей памяти несколько раз при
помощи туши, губной помады и румян совершалось превращение гадкого утенка в
лебедя. Но сейчас Варя стояла передо мной в натуральном виде, с красным носом и
сильно припухшими от слез веками.
— Входите, — прошептала она, — ничего, если
на кухне посидим?
— Очень люблю это место, — улыбнулся я.
Неожиданно Варя тоже улыбнулась и сказала банальность:
— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Я не стал спорить, хотя знаю другую, более короткую дорогу.
Усадив меня за маленький столик, такой крохотный, что я
ощутил себя Гулливером в стране лилипутов, Варя засуетилась, готовя чай. К
слову сказать, заварила она его хорошо, и я с наслаждением отхлебнул
темно-коричневый напиток.
— Что случилось с Аленой? — начал я беседу.
Варя схватила посудное полотенце и прижала к глазам.
— Не знаю, — наконец ответила она.
— Но вы сказали, что…
— Мне позвонили утром, около одиннадцати. Я
только-только приехала из командировки, вот чемодан еще не разобрала. — Я
проследил глазами за ее рукой и увидел саквояж, на ручке которого болталась
бирка «Аэрофлот». — Из больницы, из городка Луковска, — продолжала
хозяйка, комкая полотенце, — звонила дежурный врач, а может, медсестра, и
сообщила, что Алена умерла, а Илья в тяжелом состоянии.
— Луковск? — удивился я. — Где такой
находится?
— В Московской области, — пояснила, шмыгнув носом,
Варя, — в принципе не очень далеко, минут пятнадцать от МКАД.
— Но зачем ее туда понесло? — продолжал изумляться
я. — Вчера Алена, правда, не сказала, куда поедет.
Варя снова схватилась за посудное полотенце.
— Господи! Я неделю назад отправилась в командировку.
Вчера мне вечером, поздно, позвонила Алена и заявила, что переезжает на дачу,
сказав: «Не волнуйся, если по телефону не отвечу, сама знаешь, какая у нас
зона. Там, возле Луковска, мобильники отвратительно работают, не знаю, в чем
дело». Ну почему меня не было? Господи, что же теперь делать?
И она снова залилась слезами.
— Вы не знаете никаких подробностей катастрофы?
— Нет, — пробормотала Варя, — вот собиралась
сейчас ехать в Луковск. У Алены же нет никаких родственников, кроме одной
провинциалки, мне придется заниматься похоронами. Сейчас такси вызову. А вы,
собственно говоря, кем Алене приходитесь? — неожиданно закончила
она. — Что-то мы не встречались раньше.
— Я на машине, давайте вас отвезу в Луковск, по дороге и
поговорим.
— Да, конечно, — закивала Варя и побежала в
комнату. Примерно через полчаса мы вырулили со двора. Госпожа Арсеньева побила
все рекорды, собралась меньше чем за десять минут. Впрочем, она не стала
краситься, просто тщательно умыла заплаканное лицо и надела довольно
симпатичный брючный костюм из темно-зеленого твида. Шубка, накинутая сверху,
оказалась новой, Варя производила впечатление преуспевающей особы. Если бы она
сменила прическу, отпустив вместо экстремального ежика волосы подлиннее, и воспользовалась
косметикой, то, очевидно, могла бы сойти за хорошенькую.
