Театрально вздохнув, пожилой мужчина снова повернулся к нему лицом и сказал:
— Ладно. В чем дело?
Саймон впервые обратил внимание на спутников Готорна:
— Думаю, нам лучше поговорить наедине.
— Не вижу в этом необходимости, — возразил Джейкоб. — У меня запланированная деловая встреча. Тебя на нее никто не приглашал.
Верно. Но он с трудом узнал, где сегодня обедает Готорн, и не собирается уходить. Саймон красноречиво посмотрел на мужчин, сидевших за столиком. Они поднялись и направились в сторону бара.
— Это займет минут пять, — сказал им Джейкоб.
— Думаю, еще меньше, — заверил его Саймон, окидывая взглядом помещение ресторана со стенами, отделанными дубовыми панелями, ярко-красным ковром на полу и черными кожаными диванчиками. Старинные светильники на стенах и свечи, горящие на столиках, придавали ресторану сходство со средневековым замком.
Сев напротив Готорна, Саймон смерил его суровым взглядом. Настал момент, которого он так ждал.
— Что тебе от меня надо. Брэдли? — Откинувшись назад, Джейкоб небрежно положил руку на спинку диванчика. — Пришел жаловаться, что я опять украл у тебя из-под носа здание, которое ты хотел приобрести? Если так, то разговор окончен.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать твои беспринципные действия, Джейкоб.
— То, что ты называешь беспринципным, я называю умным и эффективным. — Пожилой мужчина фыркнул. — Если не это тебя привело, тогда что? Говори быстрее. Я человек занятой и не привык тратить впустую драгоценное время.
— Хорошо. Сейчас ты все узнаешь, — ответил Саймон, несмотря на то что внутренний голос приказывал ему замолчать и уйти, пока еще не поздно. Но разве может он его слушать, видя перед собой самодовольную физиономию Джейкоба?
— Что? — В голосе Готорна слышалось нетерпение.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я тоже кое-что у тебя украл.
— И что же ты мог у меня украсть?
— Твою дочь.
Реакция Джейкоба оказалась совсем не такой, какую ожидал увидеть Саймон. За секунду его голубые глаза превратились в сверкающие льдинки.
— У меня нет дочери, — отрезал он.
— Есть. — Наклонившись вперед, Саймон понизил тон: — Ее зовут Тула, и она сейчас находится в моем доме.
Джейкоб пронзил его суровым взглядом:
— Таллула Барронс больше мне не дочь. Если ты пришел говорить со мной о ней, наш разговор окончен.
— Ты отрекаешься от собственной плоти и крови? — Саймон ошеломленно уставился на Джейкоба. Он всегда был плохого мнения о Готорне, но такого не ожидал.
Отвернувшись, Джейкоб подозвал официантку. Когда она подошла, он распорядился:
— Передайте, пожалуйста, моим гостям, что я готов продолжить нашу встречу. Вы найдете их в баре.
— Да, сэр, — ответила молодая женщина и удалилась.
Саймон не сдвинулся с места.
— Тебя действительно не волнует Тула? — ужаснулся он, глядя в глаза пожилому мужчине.
— А почему она должна меня волновать? — возразил Джейкоб. — Она сделала свой выбор. Чем она занимается и с кем, мне совершенно безразлично. Для меня она умерла, Брэдли.
К горлу Саймона вдруг подкатилась тошнота. Находиться рядом с этим человеком стало для него невыносимо. Он всегда представлял себе, что его месть будет сладкой на вкус. Что он испытает глубокое удовлетворение. Что уйдет от Готорна с высоко поднятой головой и ощущением собственного превосходства. Но вместо этого он чувствовал себя так, словно бросился в сточную канаву, чтобы бороться с крысой за объедки. Разумеется, Мик оказался прав. Саймон опустился до уровня Джейкоба Готорна, уподобился ему, и это не принесло ему ничего, кроме отвращения к самому себе.
В его голове снова пронеслись мысли о Туле. Они были подобны свежему ветерку в жаркий летний день. Она всегда была с ним откровенна. Она подарила ему тепло и радость, которых он никогда не знал. Она его полная противоположность и в то же время воплощение всего того, чего ему так не хватает в жизни.
Он предал ее. Использовал для того, чтобы отомстить человеку, который не замечает, какая удивительная у него дочь. Джейкоб Готорн слеп, но и сам он прозрел слишком поздно.
Медленно поднявшись, Саймон посмотрел сверху вниз на отца Тулы и, покачав головой, сказал:
— Знаешь, Готорн, мне жаль, что я потратил впустую столько лет, испытывая ненависть к тебе. Оказалось, что ты этого не стоишь.
Саймон нашел Тулу в гостиной. Она сидела на диванчике у окна и читала книгу. Когда он вошел в комнату, она подняла на него глаза и улыбнулась ему. На ее щеке образовалась очаровательная ямочка, и внутри у него все болезненно сжалось. Он принял решение сказать ей всю правду, хотя понимал, что, когда она ее узнает, между ними все будет кончено и ему придется жить дальше с осознанием того, что он причинил боль человеку, который сделал ему больше добра, чем кто-либо.
— Саймон? Что-то случилось? — Поднявшись с дивана, Тула подошла к нему. Ее глаза были полны тревоги.
Он поднял руку, но тут же опустил, поняв, что не сможет сделать свое признание, если прикоснется к ней. Не сможет заставить себя ее отпустить, если она снова окажется в его объятиях.
— Я сегодня видел твоего отца, — выпалил Саймон, отказавшись от лишних церемоний.
Ее лицо вытянулось, в голубых глазах промелькнула настороженность.
— Не знала, что ты с ним знаком.
— Мы с Джейкобом знакомы уже давно, — напряженно произнес он. — Помнишь, я рассказывал тебе о человеке, который чуть не украл у меня этот дом? Человеке, который увел у меня из-под носа собственность, которую я собирался купить?
— Значит, это был мой отец?
— Да. — Подойдя к бару, Саймон налил себе скотча и залпом выпил его, но алкоголь не помог ему избавиться от внутреннего холода. — Когда я узнал, кто ты, — продолжил он, переведя взгляд с пустого стакана в своей руке на нее, — у меня появилась идея воспользоваться тобой, чтобы отомстить твоему отцу.
Тула поморщилась. Даже находясь в другом конце комнаты, он почувствовал ее боль и возненавидел себя за то, что заставил ее страдать. Но он уже не мог остановиться. Он должен сказать ей все. Говорят, что чистосердечное признание помогает облегчить душу. Это неправда. Вместо этого оно рвет ее на части.
— Сегодня я сказал ему, что сплю с тобой. — Он сделал небольшую паузу, чтобы посмотреть, как Тула это воспримет. Ее единственной реакцией на его слова было выражение тихой печали на лице.
— Разумеется, ему нет до этого никакого дела, — ответила она, нарушив напряженное молчание. — Мой отец отрекся от меня, когда я предпочла «тратить впустую свои способности, занимаясь написанием примитивных книжек для сопливого отродья», как он выразился.
