У нас с мамой была одна мечта на двоих. Маленький домик с садом из мандариновых деревьев. Мы даже репетировали нашу мечту. По воскресеньям, когда она была дома, рисовали на бумаге чертеж дома или возились с карликовыми мандариновыми деревцами, которые сажали в горшках. Если была зима, то опрыскивали кроны теплой водой. Если было лето, то выносили деревца на балкон. Они цвели белоснежными цветами с крошечными кувшинчиками посередине.
Я скучал, когда мама куда-то уезжала. Например, в ближайшие селения, когда ее вызывали к больным детям. Денег мать не брала, но зато ее щедро благодарили домашним белым маслом или курами, запеченными в глиняной жаровне. Когда скучал по маме – читал ее дневник. Знал, где она его прятала. Помню одну запись из него, видимо, сделанную по возвращении из очередной поездки: ”Ревес спит и еще не знает, что я приехала. А завтра мы проснемся рядом друг с другом. И он, конечно, раньше меня. И день будет шумным. Устала”.
Я счастлив, что успел купить ей домик с мандариновым садом.
* * *
Я всегда стремлюсь к тишине. Если вокруг разрушается то, что казалось вечным, а надежда вяло трепыхается на иссохшей земле, мне хочется только туда – в тишину. Не в ту гулкую тишину, которая придет со смертью. Искать такой тишины было бы то же, что прятать голову в песок, когда страхи толкают на побег подальше от самого себя. Я ищу другого – легкого чувства спокойствия, когда находишься в условиях, в которые поставила судьба, признаешь их добровольно и по собственному желанию, но при этом в любой миг можешь изменить орбиту. Например, оказаться у моря, сказать ему «привет, давно не виделись!», даже если волны еще не успели смыть твои недавние следы на песке.
Моя тишина ничего не отнимает, да и не награждает ничем экзотическим. Мне просто хорошо в этом состоянии безмолвия. Нет ни вопросительных, ни даже восклицательных знаков. Только запятые и точки – все, как обычно, имеет начало, продолжение и… конец. Как закономерное завершение витка, предвкушение нового начала и, конечно, продолжение всего хорошего.
Хочешь, скажу, когда была тишина, о которой я говорю? Ну, например, вчера. Мы просидели с тобой четыре часа на веранде, наблюдая, как движется вечернее солнце и по небу разносятся розовые вихри облаков. Сидели до тех пор, пока не замерзли, а когда замерзли, надели ветровки, заварили мандариновый чай и сидели еще, наслаждаясь звездной ночью. Казалось бы, обычная картинка летнего отдыха. Но сколько же в ней того, чем мы будем греться в заснеженные дни!»
9
Желтая деревня для меня, как мозаика, – складывается постепенно из разных кусочков улиц, дорог, переездов и, конечно же, людей. И чем больше красок в этой мозаике, тем глубже я в нее погружаюсь. Овальный город был репетицией невероятной красоты – той, что я встретила здесь. Желтая деревня, такая живая, естественная, совсем не похожа на Тоскану или Прованс, где все словно подкрашено для увлекающихся туристов и глянцевых страниц путеводителей.
В Желтой деревне нет ни бедных, ни богатых. Здесь одинаковые кирпичные домики, увитые виноградными лозами. Здесь для определения ценности ни с чем не сравнивают, не интересуются твоей национальностью. Здесь становится понятно, что дом там, где ты. Здесь у всех свое хозяйство, где все процессы подчинены законам природы – сливки густеют натуральным путем, фрукты наливаются в свое время от щедрого солнца и ласковых дождей.
В Желтой деревне меня не покидает ощущение, что последние годы я куда-то бежала второпях и только сейчас стала останавливаться. Шаги замедляются, и я наслаждаюсь окружающим миром – и почти африканским жарким ветром, и запахом горячих скал, и выцветшим небом с ленивыми облаками, и оладьями из шпината.
* * *
Вокруг так много света, людей, эмоций. Поток повседневных открытий и никаких разочарований. Может, они и есть, просто уже незаметны. Или, скорее, я их не замечаю, оцениваю беглым взглядом какие-то события, но разочарованиями уже не считаю. Так, небольшие колебания с неприятными вибрациями на пару секунд. Ну, как глазные капли: чуть пощиплет – и быстро отпустит. Так и с разочарованиями – я уже настолько хорошо закалилась, что не стану плакать над тем, что обязательно пройдет.
Многое, если не все, попробовано на вкус. Многое, если не все, испытано. Столько горького выпито, столько крепкого выкурено, столько людей меня оставили – и столько моей же рукой удалено из телефонной книжки. Теперь я живу чуть медленнее, но и отважнее – чего бояться, когда большинство страхов за плечами.
Таким количеством «уже» в жизни, с одной стороны, гордишься, с другой… Иногда, ночами у окна, я грущу об этом, потому что не выбирала себе этой дороги, этой войны и таких ее последствий. Моя война сама меня выбрала. Насильно надела на меня доспехи, коротко постригла (да что там – совсем лишила волос!) и толкнула в спину боевым порывом – иди, вперед, сражайся! И я сражаюсь. Никаких сожалений. Просто, как я уже сказала, временами грустно. Не больше.
Больших сожалений я себе уже не позволяю. Сейчас выбрала быть счастливой – улыбаться миру и не думать о том, кто ушел, и о тех, кого я пыталась удержать. Это привычка, хорошая привычка – каждый день стремиться быть счастливой. Полюбить нового человека, открыть ему свое сердце и отдавать то хорошее, что есть во мне. Карусель новых стремлений: я уже другая, меня не узнать, похудела, пью чай без сахара, выбираю удобные сандалии и яркие рубашки.
Но временами, незаметно для окружающих, все-таки схожу с этой карусели. Отбегаю подальше, смотрю со стороны на новую жизнь со мной в главной роли. И я хотела бы, чтобы тот, кто остался там, в прошлом, тоже ее увидел. Вот, посмотри, я не погибла без тебя, стала сильнее и осанку теперь держу не только на фотографиях. Ведь он был недоволен, что я горблюсь, что я не такая грациозная, как девушка его друга. Выпрямилась.
…И вот я смотрю на себя со стороны и плачу. Знаешь почему? Оплакиваю себя умершую – ту мягкосердечную девушку, растворяющуюся в любви. К кому-то, ко всему миру. Я оплакиваю отсутствие возможности стать прежней – такой же стеснительной, верной и… глупой. Теперь все новое.
Вытираю слезы рукавом – все это ни к чему. Я не скучаю по прошлому, просто оно мне дорого. Иногда. Очень и очень редко. И уж точно из-за этой временной слабости я не откажусь от себя теперешней. Да и нет никакой возможности возвращаться назад. Просто той, прежней, меня больше нет.
Ее нет нигде на земле. Значит, возвращаться не в кого. Некуда.
10
Я дышу. Я сейчас открыта всем ветрам, любящая, приятно встревоженная, отошедшая от борьбы с самой собой. Рэ работает над книгой, а я, потушив баклажаны со стручковой фасолью, спускаюсь к морю. В утреннее время берег пуст, лишь чайки, смешно переваливаясь, бегают по горячему песку от волны к волне, наслаждаются безлюдьем. Лазурная морская гладь до самого горизонта, и такое ощущение, что я всегда была здесь и что это единственное лето из всех возможных.
Сажусь на песок, укрываюсь от солнца под большой желтой шляпой, закрываю глаза и щиплю себя за ногу. Мне трудно поверить, что это происходит со мной. Мне трудно поверить, что еще полгода назад я покидала безжалостные больничные коридоры с диагнозом, больше похожим на приговор. Сейчас я чувствую себя так хорошо, что уже сомневаюсь в компетентности врачей, – может, нет никакой болезни, может, все это не про меня?..
