— Старый как мир фокус. Крючок поднимается, аккуратно
устанавливается в таком положении, а потом с силой захлопывается дверь. От
удара крючок падает, правда, он не всегда попадает в гнездо, но после
трех-четырех попыток, как правило, все устраивается. Был только один промах.
Желая окончательно всех запутать, Валерий решил намалевать пятно. В мастерской
он взял тюбик, но не тот, что надо. Уже нанеся краску, Валерий увидел, что она
синяя, но времени на переделку нет, вот-вот могут вернуться домашние, и он
уехал, оставив синее пятно. Кстати, он попал под подозрение сразу, охранник у
ворот сообщил, что Валерий днем заезжал домой.
Нора повернула ко мне голову:
— Я же велела тебе расспросить секьюрити.
— Он ответил, что у Кузьминских никого не было, —
удивленно ответил я. — Зачем он мне соврал?
— Какой вопрос ты ему задал? — хмыкнул Макс.
— Не было ли сегодня на участке Кузьминских
посторонних!
— Каков вопрос — таков ответ, — засмеялся
приятель, — чужие и впрямь там не появлялись, одни свои.
— Тебе следовало спросить: «Кто приезжал к Сергею
Петровичу?» — обозлилась Нора.
Я молчал. Действительно, похоже, сглупил.
— Это ведь он платье повесил на люстру? — Нора
продолжала пытать Макса.
Тот кивнул.
— Да, он нашел его в корзине, сразу понял, в чем дело,
и вынес в гостиную. Решил не поднимать шума, а поиграть в свою игру. А Лариса
сразу заорала: «Глафира!», она-то сообразила, откуда платье. Валерий,
повторюсь, хитер, жесток, изворотлив… Еще вопросы есть? — спросил Макс.
— Лично для меня остался один непонятный момент, чисто
технический, — робко сказал я.
— Какой? — удивился Макс.
— Связанный с пятном. Его рисовали, потом стирали
растворителем, а картина осталась неиспорченной. Разве не странно?
— Ну, это просто, — улыбнулся Макс, — есть
специальный лак, который используют художники. Им покрывают полотно, чтобы
сберечь его. Дорогое удовольствие, зато картина будет жить века, не потускнев.
Кстати, этим лаком пользуются контрабандисты.
— Зачем? — изумился я.
— Берется ценное полотно, запрещенное к вывозу из
страны, покрывается толстым слоем лака, сверху рисуется какая-нибудь дрянь и
спокойно отправляется за рубеж. Потом мазня смывается растворителем, и картина
предстает во всей своей красе, нетронутой. Лак не поддается растворителю. Вот
именно таким лаком и были обработаны все произведения несчастной сумасшедшей.
— Действительно, совсем просто, — вздохнул я.
Макс посмотрел на наши расстроенные физиономии и, чтобы
как-то нас подбодрить, сказал:
— Ну не переживайте, все-таки вы молодцы, ты, Иван
Павлович, просто Геракл, совершил двенадцать подвигов, чтобы узнать истину.
Я усмехнулся, подвигов Геракла было тринадцать, последний —
лишение девственности довольно большого количества девушек — стыдливо
умалчивался во всех советских изданиях. Конечно, сравнение с Гераклом лестно,
но, думается, если вспомнить все, что со мной произошло, это скорей тринадцать несчастий
Геракла.
Эпилог
Лариса Викторовна и Валерий были осуждены. Первая получила
максимальное для женщин наказание, второму суд дал десять лет — на мой взгляд,
неоправданно мягкий приговор. Когда судья читал свое решение, он сделал
перерыв, и присутствующие высыпали в коридор. Там я наткнулся на двух рыдающих
женщин и по обрывкам их разговора понял, что они вышли из соседнего зала. Там
судили глупого паренька, который с пьяных глаз спер из ларька пару бутылок и
блок сигарет. Так вот, судья посчитал эту кражу преступлением в особо крупных
размерах и дал несчастному юноше десять лет. Столько же получил и Валерий за
убийство Анны. Или я чего-то не понимаю, или российская Фемида не только
слепая, но и в придачу глухая, абсолютно лишенная разума особа.
Белла и Клара живут вместе с Сергеем Петровичем, отец
собрался с духом и рассказал девочкам, что они родные сестры. И Беллочка, и
Клара сначала с трудом переварили информацию, но сейчас они просто неразлучны,
невозможно представить, что еще в июне девицы готовы были проглотить друг
друга.
Кузьминский продал свой дом и купил новый.
— Неприятно оставаться на старом месте, — так
объяснил он мне свой поступок.
В день переезда Сергей Петрович развел во дворе костер, куда
бросил все картины, свои и Глафирины, платья покойной матери и дневник отца.
Когда пламя взметнулось вверх, он сказал:
— Слишком долго я жил под грузом воспоминаний, теперь
все, избавился от прошлого, я еще не очень стар, вполне могу быть счастлив.
Как вы понимаете, мы с Сергеем Петровичем подружились. Он
принес извинения за эпизод с пистолетом, а я за маску из герметика, и мы
изредка проводим время вместе. Купив новый дом, Сергей Петрович еще раз удивил
меня: он привез туда Клавдию, сестру Степаниды, тетку Анны и Маргариты. Старуха
теперь живет в полном довольствии, коротает дни на природе.
— Эх, Ваня, — расчувствовался однажды Сергей
Петрович, — чего же ты бобылем ходишь! Женись на моих девках!
— На обеих сразу? — спросил я.
— Нет, придется выбирать, — улыбнулся
Кузьминский, — станем родней, ты мне, ей-богу, нравишься.
Я деликатно промолчал. Ну почему все хотят накинуть мне на
шею хомут? Ладно бы только Николетта.
Кстати, о маменьке. Не могу завершить повествование, не
рассказав всю историю.
Еще летом, когда следствие было в полном разгаре, а Лариса и
Валерий ждали своей участи в СИЗО, я ухитрился получить паспорт.
Принес противному Степану кипу документов, услышал, что
требуется еще какая-то форма, и выложил на стол сто баксов.
Капитан быстро спрятал купюру и заявил:
— А ну, погоди в коридоре, позову.
Я покорно вышел и прислонился к стене. Не прошло и получаса,
как Степан высунулся из кабинета:
— Подушкин, пройди!
Через секунду у меня в руках был паспорт.
— Спасибо, — воскликнул я, — теперь осталось
сделать права и документы на «Жигули».
Степан пожевал нижнюю губу.
— Ты как зарабатываешь?
— Ну, нормально, — осторожно ответил я.
— Ладно уж, — вздохнул мент, — помогу, вижу
человек хороший. ГИБДД наше?
