— Кто? Наемный сыщик? Вроде Эркюля Пуаро? — весело
заблестел глазами академик. — Люблю криминальный жанр с молодости. У меня
вон в том шкафу одно из лучших в столице собраний полицейских романов. Привозил
из всех стран, где бывал. Но сделайте милость, объясните, как к вам попало это
письмо.
Я глубоко вздохнул и стал излагать суть дела.
Артем Иванович оказался идеальным слушателем, он ни разу не
перебил меня, только изредка кивал головой и кхекал. Когда я иссяк, академик
переспросил:
— Значит, я консультировал Кузьминского в пятидесятых
годах?
Я кивнул. Ванда Львовна уволилась именно в это время.
Академик встал, подошел к одному из шкафов, распахнул дверцы
из темного дерева, передо мной возникли плотные ряды папок.
— Кузьминский, Кузьминский, — бормотал ученый,
оглядывая полки, — вот, кажется, нашел!
С видимым усилием он вытащил картонный переплет, сдул с него
пыль, положил на стол, раскрыл и воскликнул:
— Конечно! Как я мог забыть! Это же Сережа, сын Петра
Фадеевича.
— Точно, — подскочил я, — именно о нем и
речь!
— И что вас интересует?
— Почему Петр Фадеевич обратился к вам?
— Ну, батенька, — пробасил Бекасов, — есть
такое понятие, как врачебная тайна. Я хоть и не доктор, просто психолог, но
тоже не имею права рассказывать о пациентах.
— Речь идет о преступлении, — напомнил я. —
Хорошо, тогда я сам скажу. Петр Фадеевич подозревал сына в убийстве своей второй
жены Варвары? Спрашивал совета, как поступить с мальчиком?
— Похоже, вы и так все знаете, — пробормотал
академик. — Давно дело было, тогда я только начинал практиковать, а
Савелий Иосифович, царствие ему небесное, постоянно кого-то присылал. Люди в те
времена у нас были темные, при слове «психолог» пугались, массово путали меня с
психиатром. Впрочем, и сейчас кое-кто такого же мнения.
Но Петр Фадеевич был другим. Он появился в кабинете Артема
Ивановича и спокойно изложил свою далеко не простую семейную историю.
— Жена моя, больная шизофренией, покончила с собой.
Возможно ли, что сын повторит ее судьбу? Каким образом можно повлиять на
поведение мальчика? — спросил он.
Артем Иванович сразу заподозрил, что отец рассказывает не
всю правду, и попросил привести на прием Сережу. Поговорив с подростком, Артем
Иванович сказал отцу:
— Мальчику очень хорошо бы пройти с десяток
психотерапевтических сеансов.
— Он станет более управляемым и адекватным? —
поинтересовался отец.
— Безусловно, — пообещал Бекасов, — ребенка
грызет какая-то проблема, нужно помочь ему справиться с ней.
Петр Фадеевич кивнул, Сережа начал ходить к психологу. Это
только кажется, что психотерапевтические процедуры простая, легкая болтовня.
Специалисту, занимающемуся вашими проблемами, требуется докопаться до их
первопричин, порыться в ваших мозгах и вытащить на свет глубоко закопанные
внутри подсознания, залитые цементом времени и забытые тайны, о которых
совершенно не хочется вспоминать.
— Он не выдержал на восьмом сеансе, — грустно
сказал Артем Иванович, — зарыдал и…
Профессор замолчал и начал перекладывать на столе папки.
— Признался?
Артем Иванович кивнул:
— Да. Сначала долго рыдал, потом успокоился и
рассказал, что всеми фибрами души ненавидел мачеху и ее дочь. Якобы женщина
баловала свою дочку, а его постоянно притесняла, наказывала. Честно говоря, это
не походило на правду. Но Сергей — явно выраженный эпилептоидный тип. Подобные
люди склонны сильно преувеличивать свои обиды. У всех эпилептоидов фантастическая
память. В научной литературе описаны случаи, когда такие люди через двадцать
лет встречались со своими «обидчиками» и убивали их. В чистом виде эпилептоиды
редкость, впрочем, как и истероиды. Как правило, мы можем говорить только о
какой-то доминанте поведения. Так вот, Сережа Кузьминский был редчайшим, ярким
представителем аптекарски чистого эпилептоида, да еще с тяжелой
наследственностью. Сами понимаете, какая это гремучая смесь…
Он рассказал мне, как пугал Варвару, как радовался, когда
понял, что отец считает ее сумасшедшей, как подсовывал ей в чай лекарства,
чтобы несчастная получала двойную дозу медикаментов… Ну а потом…
Глава 28
— Просто взял ножницы со стола отца… — прошептал
я.
— Такого он не говорил, — осекся Артем
Иванович, — и я не скажу. Он клялся мне, что не хотел убивать, вышло все
само собой, случайно. А затем начал было пугать Лисочку. Но тут у отца
зародились какие-то подозрения, он отправил девочку в детский дом, а Сергея
привел ко мне. Очень тяжелый случай. Но мы добились стойких положительных
результатов. Сергей адекватно оценил свой поступок и сделал правильные выводы.
— И вы не обратились в милицию? — изумился я.
— Многоуважаемый Иван Павлович, — покачал головой
Бекасов, — когда человек приходит ко мне, он вправе надеяться на сохранение
тайны. Я бы и с вами не стал беседовать, но той истории уже много лет. Петр
Фадеевич давно скончался, мы беседуем об умерших людях.
«Однако Сергей Петрович жив и вполне дееспособен», —
чуть было не ляпнул я, но удержался от опрометчивого заявления. В моих
интересах, чтобы Бекасов рассказал все, что знает о Кузьминском.
— И больше вы не встречались с Сережей?
Артем Иванович покачал головой:
