— Кто же бытовую химию в нем держит!
Я приободрился. Правильный вопрос! Стой баллончик в
шкафчике, в туалете, я ни за что бы не принял его за дозатор со сливками!
Нюша, услыхав возмущение врача, притопала в гостиную и
заявила:
— И чаво? На ем написано: хранить в прохладе!
— Но ведь не с продуктами, — справедливо
возмутился я, — кто же на полки к сыру и колбасе такое сует. В крайнем
случае вынеси на балкон.
— Ну ты даешь! — вытаращилась Нюша. — Июнь
стоит, жарища! Для сохранности я его в холод сунула, дорогая вещь, двести
рубликов отстегнула. Кто ж знал, что вы ее жрать станете!
— Откройте рот, — велел доктор Николетте.
Маменька покачала головой.
— Губы поднимите, — вздохнул врач.
Глава 25
Я отвернулся к окну. Да уж! Положение хуже губернаторского.
Вдруг за спиной раздался странный, шамкающий звук:
— Вава! Ушашно! Кошмар! Бешобрашие!
Я обернулся и отступил к стене.
Николетта, размахивая руками, надвигалась на меня.
— Ты нарошно, шпешиально! Нашшло!
— Вы расцепили ей зубы! — обрадовался я. — Но
почему она шепелявит?
Врач протянул руку, я уставился на его ладонь, не очень
понимая, что за предмет находится передо мной.
— У этой женщины съемные протезы, — пояснил
врач, — я их просто вытащил. А вот с молодым человеком труднее будет…
Может, в НИИ стоматологии его отвезти? Дайте-ка баллончик! Прочитаю состав.
Я находился в полном ступоре. Надо же, у Николетты протезы!
Мне такое и в голову не приходило. Впрочем, маменька, постоянно жалуясь на
здоровье, ни разу не упомянула о зубной боли, мог бы и раньше догадаться!
— Ясно! — воскликнул доктор. — Ну-ка, несите
кипяток!
Я погалопировал на кухню за чайником. Не прошло и получаса,
как Антон сумел проговорить:
— Ты нарочно! Всегда ненавидел меня!
Сами понимаете, что любые оправдания в подобной ситуации
бессмысленны.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — обрадованно
воскликнул доктор, тряся Антона за плечо, — завтра отправляйтесь к
стоматологу, вам лазером все остатки счистят. Если опять почувствуете, что зубы
склеивает, мигом горячей водой рот прополоскайте. Вот тут написано, видите:
«Можно легко удалить с помощью кипятка».
— Ваня, — простонала, стараясь не артикулировать,
Николетта, — принеси нам шай!
— Что? — не понял я.
Маменька посерела.
— Шай ш шахаром. Шиво, шкорей!
— Ни в коем случае! — ожил Антон. — Он
принесет нам либо отбеливатель, либо шампунь, либо средство для чистки
унитазов. Посмотрит на коробочку, увидит нарисованный лимон и решит, что очень
даже вкусно!
— Но… — забормотал я.
— Сам-то не ел, — накинулся на меня Антон, —
шутник! Все детство мне соль в кефир сыпал.
— Но…
— Ты нарошно, — шипела Николетта, — я так и
шнала!
— Послушайте…
Но маменька и Антон не дали мне вымолвить и слова.
Доктор, старательно сдерживая смех, писал что-то на листе
бумаги. Я ретировался в прихожую.
— Эй, Ваняша, — высунулась из кухни Нюша, —
ну ты и дал стране угля! Таперича тебя Николетта со света сживет! Она тебе зубы
не простит!
— Можно новые заказать, — огрызнулся я, — не
так уж трудно.
Нюша захихикала:
— Да я уж эти отскребла! Не в том дело!
— А в чем?
— Так ее тайну все узнали, — веселилась
Нюша, — про зубья, они у ей лет пятнадцать! А никому не говорит! Молодой
казаться хочет! Я-то знаю! Эх, чаво порассказать могу! Только язык на замке
держу. Ни разу покойному хозяину ни о ком не проговорилась! Только он на дачу,
а сюда… И козел, и баран, и свинья…
— Ты о ком? — Я перестал понимать хоть что-либо.
Нюша продолжала веселиться.
— Так любовники ейныя! Козел, который на пианине
бренчал, баран с книжками, свинья с картинами… Ни разу, ни слова! Порядочная я,
другие о своих хозяевах такое натрепят, уши вянут! А я ни-ни! И сейчас молчу!
Чего там зубья, с каждым случиться могет, вон у Петьки из пятой квартиры все
клыки в двадцать лет повыпали! Ты бы поглядел, как мать в корсет утягивается,
чтобы талия тонкой была! А колготки из резины? Ну, дела! Такая дрянь жаркая, но
натянешь — и жопа не висит! Убегай, Ваняша, пока цел!
Я отступил к лифту, пытаясь переварить полученную
информацию. До сего момента Нюша ни разу со мной не откровенничала. Долгие годы
она была моей няней и получила статус домработницы, когда я пошел в десятый
класс. Девять лет она водила меня в школу, таскала ранец, утешала и тайком
покупала мороженое. Если сказать честно, Нюша всегда заботилась обо мне больше,
чем Николетта, та только впархивала в детскую, чтобы поцеловать меня перед
отъездом на очередную тусовку. Все мое детство прошло под шепоток Нюши:
— Тише, мама спит!
Утром, когда нянька отводила меня в школу, Николетта спала,
когда я в районе двух появлялся дома, она еще почивала. Потом она принимала
ванну, одевалась, красилась и… отбывала в гости. Назад Николетта являлась,
когда я уже крепко спал! Иногда на матушку нападают воспоминания, и она,
закатив глаза, начинает вздыхать:
— Ах, как тяжело воспитать ребенка! Нужно полное
самоотречение! Ну представьте себе: раннее воскресное утро, всего двенадцать
часов дня, а ты тащишь мальчика в зоопарк! Да уж, тяжел камень материнства.
То, что многие мамы встают каждый день в шесть, чтобы
приготовить деткам завтрак, а потом повести их в школу, ей просто не приходило
в голову. Впрочем, она не делала со мной уроки, не писала за меня доклады и
сочинения, не сидела на родительских собраниях, не шила маскарадные костюмы, не
мыла полы в классе, и никогда я не залезал к ней в кровать, чтобы
посекретничать. Для всех этих целей имелась грубоватая Нюша.
Я сел в машину и поехал к Ванде Львовне. Козел с пианино —
это Олег Ростиславович Курзаков, баран с книжками, очевидно, Леонид Маркович
Забельский, а свинья с картинами — Владислав Андреевич Моор. Интересно, неужели
отец ничего не знал? Даже не догадывался? А если все же понимал, откуда у
Николетты каждый день появляются новые букеты в спальне, то почему терпел?
