— Я?
— Ты!
— С ума сойти!
— Именно.
— Но я ничего не брала!
— Врешь, пачка лежала у тебя под подушкой!
— Ты что! — взвизгнула Клара. — У меня такого
количества банкнот отродясь в руках не бывало.
— Я сам их нашел!
— Не может быть!
— Молчи, лгунья!
Поняв, что дядя не на шутку разозлился, Клара залилась
слезами, и выяснение отношений переросло в истерику. В доме никого, кроме них
двоих, не было. Остальные члены семьи не вернулись из города, а Лариса уехала
на рынок за мясом. Поэтому никто не мешал Сергею Петровичу делать из племянницы
форшмак.
В самый разгар свары позвонила Нора, Кузьминский рявкнул:
— Потом. — И отключился.
Элеонора сообразила, что в доме вновь что-то случилось, и
мигом нашла меня у Николетты.
— Вот дрянь, — кипел Кузьминский, наливая себе
коньяку, — пригрел змею на груди. Разве я ей когда в чем отказывал?
Попроси по-хорошему, все куплю. Так нет, надо спереть!
— Зачем девочке понадобилась столь крупная
сумма? — задумчиво протянул я.
— А вот сейчас придет в себя, и узнаем, — пообещал
Кузьминский. — Все из мерзавки выдавлю.
— Странно, однако, — осторожно сказал я.
Хозяин залпом проглотил благородный «Хеннесси», словно
вульгарную водку, и недовольно спросил:
— Что?
— Подумайте сами, девочка украла сто тридцать тысяч
долларов…
— Вот сикозявка, — стукнул кулаком по столу
Кузьминский. — Мне насрать на деньги! Меня обокрала!!! Меня!!! Как идиота!
На его щеках заходили желваки, и бизнесмен вновь схватился
за бутылку.
Я предпринял еще одну попытку изложить мое видение событий.
— И куда Клара дела награбленное?
— Не знаю, — неожиданно мирно ответил Кузьминский.
— Так это самый интересный вопрос, — заявил
я, — вы же небось всю комнату обыскали и ничего не нашли.
— Я даже тумбочку сломал, — мрачно усмехнулся
Сергей Петрович.
— Сами подумайте, просто дико держать под подушкой
столь большую сумму денег, — я гнул свою линию, — разве в такое место
кладут украденное? Под подушку! Если не ошибаюсь, прислуга каждый день меняет
всем постельное белье?
— Не ошибаешься, — протянул Кузьминский, —
только пока новой горничной нет, Лариса одна со всем не справляется. Она
освежила постель мне и Беллочке, а остальным решила оставить как есть, спросила
у меня разрешения. Я, естественно, позволил.
— Вот видите, — кивнул я, — Клара-то не
знала, что ей белье не сменят. Неужели она настолько глупа, что не подумала о
прислуге, которая поднимет подушку и неминуемо увидит пачку?
Кузьминский, не мигая, смотрел на меня. Я продолжил:
— Думается, все было по-другому.
— И как же? — буркнул Сергей Петрович.
— Вор взял одну из незаконно присвоенных пачек и сунул
Кларе под подушку.
— Зачем? — насторожился Кузьминский.
— Хотел, чтобы подозрение пало на девушку, поэтому и
выбрал такое место для долларов. Затея, как видите, удалась. Мерзавец, конечно,
не рассчитывал, что вы лично обнаружите «нычку», думал небось, что Лариса
Викторовна ее обнаружит и кинется к хозяину.
Сергей Петрович понюхал пустой фужер.
— Ну не знаю, — уже другим тоном заметил
он, — в твоих словах есть свой резон, но пока я не считаю Клару невинной
жертвой.
Высказавшись, Кузьминский вскочил и заходил по комнате, заложив
руки за спину.
— Вам ведь не нужен еще один скандал? — тихо
спросил я.
— Полагаешь, я получаю удовольствие, слушая
истерические вопли? — скрипнул зубами хозяин.
— Думаю, нет, — спокойно ответил я. — Хотите
совет?
— Говори.
— Не рассказывайте никому о произошедшем. Ни членам
семьи, ни Ларисе Викторовне.
— Я не обсуждаю своих дел с прислугой!
— Вы хотите установить истину?
— Да.
— Тогда погодите устраивать прилюдное аутодафе Кларе, а
я приложу все силы, чтобы выяснить действительное положение вещей.
Сергей Петрович сердито раздавил в пепельнице окурок. Я
тяжело вздохнул. Кузьминский не привык слушаться других людей.
— Ладно, — неожиданно согласился он, — рой
носом землю, но сообщи мне имя вора.
Получив «лицензию» на ведение дела, я прошел на кухню,
пошуровал в бесконечных шкафчиках, висевших на стенах, отыскал кофе и с
наслаждением выпил «Лавацца». В голове слегка просветлело, и захотелось есть. Я
вспомнил, что последний раз трапезничал у Жанны, если, конечно, шоколадные
конфеты можно назвать едой, и ринулся к холодильнику.
Бунтующий желудок успокоился только после четырех
бутербродов с бужениной и маринованными огурцами. Я проглотил их разом и сел у
стола. Теперь страшно захотелось спать. Зевота начала выламывать скулы. Я
заварил еще кофе и на этот раз выпил его без сахара. Плотный туман, окутавший
мозг, слегка рассеялся. Я бездумно уставился глазами в окно.
Прямо в кухню лез одуряюще пахнущий куст жасмина. Нынешнее
лето пока радует, нет холода, дождей, резких перепадов температуры. В конце мая
ртутный столбик достиг цифры +25 и уже месяц словно прибитый держится у этой
отметки. Такая погода редкость для Москвы, у нас ведь сплошные аномальности: в
июне холодно, в декабре тепло…
За спиной послышался тихий шорох. Я быстро обернулся. В
кухню вошла Клара. Увидав меня, она вздрогнула и попятилась.
— Хочешь кофе? — ласково спросил я.
Клара подняла красные опухшие веки.
— Воды лучше, жажда замучила.
— Садись, — предложил я.
Она послушно устроилась на табуретке. Я взял большую бутылку
«Новотерской», налил воды в высокий стакан и протянул ей. Клара схватила его и
с жадностью стала пить.
— Не торопись, — улыбнулся я, — никто не
отнимет.
Неожиданно Клара тоненько заплакала.
— Не брала я денег!
Я погладил ее по спутанным волосам.
