— Але, — завопила домработница, — хто! Чаво?
Каво?
— Чаво, каво, — передразнила Николетта, —
господи, сто лет как из деревни приехала, а разговаривать не научилась.
— Что случилось? — продолжал я любопытствовать.
— Сначала сядем.
— Но я тороплюсь.
— Не буду говорить на ходу, — уперлась маменька.
— Это тебя, Ваняша. — Нюша сунула мне трубку.
Я машинально сказал:
— Слушаю.
— Немедленно поезжай к Кузьминскому, — нервно
заявила Нора, — там дым коромыслом.
Я глянул на Николетту:
— Говори скорей, в чем дело? Я ужасно тороплюсь.
Маменька обиженно поджала ярко накрашенные губки.
— Потом как-нибудь, когда отыщешь и для меня секундочку
в своем плотном графике.
— Сделай одолжение, скажи.
— Я не приучена вываливать информацию по дороге! —
Николетта решила не сдавать позиций.
Я секунду поколебался. Если сейчас покорно поплетусь в
гостиную, то у маменьки возникнет сладкое ощущение полной победы над сыном.
Следующие два часа она будет излагать какую-нибудь идиотскую историю о том, как
ее оскорбила Кока. Помнится, месяц назад я выскочил в одиннадцать вечера из
кровати, услыхав в трубке горькие рыдания Николетты.
— Жизнь кончилась, — стонала она. — О-о! Я
такое узнала, просто ужас!
Слегка испугавшись, я прилетел на зов, был препровожден в
гостиную и после часовых всхлипываний и истерических взвизгов наконец узнал
правду. Маменьке предстояло пойти через пару дней на юбилей заклятой подружки
Коки. Ради такого случая в бутике было куплено платье, чуть вконец не
разорившее меня. Так вот, Николетта узнала, что другая ее не менее любимая
подруженька Зюка приобрела себе такое же.
Поразмыслив над ситуацией, я быстро прошел в коридор и
сказал надувшейся Николетте:
— Извини, я обязан бежать, когда надумаешь рассказать о
том, что тебе надо, позвони.
Николетта молчала, но, когда я уже был на лестнице, она
бросила мне в спину:
— Это нужно тебе. Но после такой обиды можешь даже не
рассчитывать на мое прощение!
Недовольный собой, я сел в машину. Даже если раз в году я
решаю проучить маменьку, та всегда оказывается в выигрыше. Теперь она будет
изображать глубокую обиду, и мне придется потратить кучу времени и денег на
«устаканивание» проблемы.
Глава 9
Когда я вошел в холл, из гостиной неслись истерические
рыдания, какая-то женщина судорожно всхлипывала:
— Не знаю, это не я, не я…
Я осторожно втиснулся в гостиную и застал там Клару и Сергея
Петровича. Девушка, прижимая к плоской груди стиснутые кулачки, словно
заведенная твердила:
— Нет, нет, не я…
— Вот, — ткнул в нее пальцем Кузьминский, —
можешь познакомиться, семейный вор, любительница брать то, что ей не
принадлежит!
— Нет, нет… — трясла взлохмаченной головой Клара.
— Да, — заорал Сергей Петрович.
Девушка закатилась в истерике. Сначала она захохотала, потом
осела на пол, легла на ковер в позе зародыша, подтянула острые коленки к носу и
принялась стучать головой о пол.
— А ну прекрати, — брезгливо вымолвил дядя, —
противно смотреть. Пошли, Ваня, попьем чаю, сейчас эта дрянь перестанет ломать
комедию, и тогда мы решим, как с ней поступить.
Но мне стало жаль Клару, ее истерика казалась самой
настоящей, не наигранной. Девушка и впрямь билась в припадке. Я наклонился над
ней.
— Клара, успокойся.
Куда там, она меня даже не слышала.
— Мне кажется, следует вызвать доктора, —
пробормотал я.
Кузьминский поморщился:
— Ваня, это обычные женские штучки, сейчас она еще
обморок изобразит!
Не успел он закрыть рот, как Клара всхлипнула, дернулась и
затихла.
— Пожалуйста, — усмехнулся Сергей Петрович, —
вот и продолжение концерта.
Я внимательно посмотрел на Клару. Ее лицо было синюшного
оттенка, из чуть приоткрытого рта стекала тоненькая струйка слюны. Шея девушки
на ощупь оказалась чуть липкой. Подобное сыграть невозможно.
— Ей плохо, немедленно вызовите врача.
Сергей Петрович с сомнением покосился на меня, но щелкнул
крышечкой мобильного. Эскулап примчался в мгновение ока, впрочем, может, он
сидит где-нибудь в административном здании, у въезда в коттеджный поселок.
Пока врач ломал у ампул горлышки и делал уколы, Сергей
Петрович ввел меня в курс событий. Сегодня ему понадобился «Справочник по
бухучету». Он перерыл всю библиотеку, а потом пошел в комнату к Кларе. То, что
необходимая книга имелась в доме, он знал точно. Кузьминский порой заглядывает
в пособие и держит его, как правило, у себя на столе. Сейчас оно испарилось,
следовательно, книжку утащила Клара, единственный человек в доме, которому она
могла понадобиться. К тому же племянница уже пару раз брала справочник, а
Сергей Петрович возвращал его назад. Нужно было, чтобы не злиться, купить еще
один такой же, но у Кузьминского попросту не хватает памяти на такое дело. О
злополучной книжонке он вспоминает лишь тогда, когда ему требуется справка.
Поэтому, чертыхаясь, Сергей Петрович прошел к Кларе, перерыл
у нее письменный стол, потом, не найдя брошюры, осмотрел комнату, увидел, что
из-под подушки торчит что-то белое, и решил, будто это нужная книга. Однако на
простыне рядом с наконец-то найденным справочником покоилась пачка
стодолларовых купюр, туго перетянутая светло-розовой резинкой. Сергей Петрович
пошел к себе, сжимая деньги. Он моментально позвонил Кларе на мобильный и
велел:
— Изволь немедленно приехать домой!
— Что случилось, дядя? — спросила та.
Но Кузьминский уже отсоединился. Девушка примчалась через
час: она взяла такси. Сергей Петрович ткнул пальцем в пачку:
— Отвечай! Это что?
— Деньги, — недоуменно ответила Клара.
— Какие?
— Доллары.
— И откуда они?
Она пожала плечами:
— Дядечка, какой странный вопрос. Наверное, кто-то их
получил.
— Вот-вот, — прошипел Кузьминский, — кто-то
получил, а ты украла!
